Вспомни, что ты - узбек

Как бизнесмены из Центральной Азии пробиваются наверх в Китае, как строится и рушится их репутация в конкурентной борьбе с арабами, русскими и афганцами, и почему для узбеков Таджикистана коррупция и клановость в Душанбе оказываются опаснее подводных камней китайского бизнеса, – все это выяснила британский антрополог, проникшая в закрытый мир трансграничной оптовой торговли.

Несчастные челноки и хитрые китайцы

Бахром – успешный, по его собственным словам, торговец из Душанбе, ныне живущий в квартале Чанчунь китайского города Иу, по соседству с крупнейшим в мире оптовым рынком Футянь. Сам этот район некогда стал излюбленной резиденцией выходцев из СНГ, и на фоне иероглифов на его улицах ярко выделяются кириллические вывески («Ташкент», «Тифлис», «Баку», «Сомон», «Москва»). Бахром гордится своим превосходством и над несчастными (бечора) челноками, в большинстве своем состоящими из выходцев из Средней Азии, и над хитрыми китайскими поставщиками, с легкостью сбывающими некачественный товар.

Товары на рынке Иу. Фото с сайта Yiwu-agent.com

Британский антрополог Диана Ибаньес Тирадо (Diana Ibañez Tirado, Университет Сассекса) много месяцев прожила в Чанчуне, благодаря чему подружилась с Бахромом, его отцом, матерью, женой и другими узбеками. После чего решила написать статью Hierarchies of trade in Yiwu and Dushanbe: The case of an Uzbek merchant family from Tajikistan, в которой на примере одной семьи рассказывает о запутанных отношениях, царящих в мутном мире среднеазиатского бизнеса в Китае, о сложных связях между Душанбе и Иу, а также о проникновении бывших колхозников, а затем чужаков-челноков в самые закрытые сферы китайского общества.

Узбеки Таджикистана или обузбечившиеся таджики

Узбеки составляют примерно 15,3% населения Таджикистана. Их отношения с государством были сложными почти всегда. Началось это с весьма болезненного и конфликтного «национального размежевания» в 1920-е годы, когда таджики вместо Самарканда и Бухары, которые они считали «своими» городами, получили небольшую автономную республику, состоящую из экономически отсталых горных районов.

Тлеющий конфликт между республиками продолжался, по мнению ученых, и в советское время: таджикские интеллигенты называли местных узбеков «предателями» и «обузбечившимися таджиками». После 1991 года отношения между соседями стали еще более напряженными: конфликты из-за водных ресурсов, проекта Рогунской ГЭС и прочие разногласия. Говоря о том, что в Душанбе бизнес его растет слабо, Бахром объясняет это своим маргинальным положением: дескать, он представитель дискриминируемого меньшинства. Хотя на самом деле реальные причины деловых неудач могут быть совсем иными.

Главным маркером этнической идентичности для узбеков Таджикистана выступает язык – по крайней мере, у тех торговцев, с которыми общалась антрополог. Они владеют и узбекским, и таджикским, и русским, но дома и между собой предпочитают общаться все-таки на узбекском. В то же самое время принадлежность к этносу не играет в их повседневной жизни решающей роли. Даже в Таджикистане они составляют не единую группу (или диаспору), а множество не связанных друг с другом сетей. Так, исследовательница общалась с худжандскими узбеками, импортирующими товар из Китая по железной дороге. В Худжанде они складируют вещи на базарах Атуш и Сомон, а затем переправляют их в Узбекистан, Кыргызстан и Россию – легально и не совсем. В Душанбе узбеки занимают важное место в ресторанном бизнесе, а также активно инвестируют в новые супермаркеты, банкетные залы и центры детских развлечений. Богатые узбекские семьи владеют оптовыми магазинами и складами на больших базарах.

Торгуем, как деды и прадеды

Бахром и его отец Акмаль-ака гордятся своим многолетним опытом торговых операций и возводят свою родословную к легендарному прадеду Бахрома, который вел бизнес в Ферганской долине еще до установления советской власти. Первым в Душанбе попал дед Бахрома – он родился в Маргилане, а в 1950-е годы выучился в Ташкенте на агронома. Дед хорошо зарабатывал, но решил увеличить доходы, выращивая в саду розы и хризантемы. Их он возил на продажу в Москву, куда ему приходилось ездить в командировки. Его сын Акмаль возил в советскую столицу уже КамАЗы с фруктами и овощами. В 1980-е годы он официально занимался доставкой цветов из Бангладеш и Индии в СССР, но часть товара сбывал «налево». Там же Акмаль познакомился с индийскими бизнесменами, заинтересованными в покупке золотых украшений, – их бизнесмен скупал у знакомых в Таджикистане и Узбекистане.

Размах торговых операций в годы перестройки только вырос – за счет цветов и текстиля из Индии. Но распад СССР и гражданская война в республике сломала все наработанные схемы. Акмаль и его сын Бахром вместо заграничных вояжей начали ездить в Турсунзаде (город на границе с Узбекистаном), закупаться там всякой всячиной, в том числе контрабандным бензином, и возить товар в Душанбе, преодолевая блокпосты, уворачиваясь от бандитов и шальных пуль. В 1994 году Бахром искал лом цветных металлов, которого было много в разоренной стране, и продавал его партнеру из бывшего ГДР. Этот бизнес оказался настолько прибыльным, что семья смогла купить огромный дом, землю для всех шести детей Акмаля и магазины на новом базаре Саховат.

Рынок "Саховат". Фото с сайта News.tj

А в конце девяностых Акмаль и Бахром впервые попали в Урумчи и начали возить оттуда ювелирные изделия, мобильные телефоны и косметику. Там же Бахром познакомился с богатым уйгурским торговцем. Тот уговорил Бахрома закупаться на огромных оптовых рынках Иу. Произошло это вопреки воле его отца Акмаля, опасавшегося разгула жуликов и грабителей в незнакомом городе. Однако все прошло отлично, товары из Иу разошлись в Душанбе, как горячие пирожки, и с середины 2000-х бизнес всей семьи переориентировался на Иу. Сам Бахром в 2013 году переехал в Китай, зарабатывал на посреднических услугах для других таджикистанских торговцев: искал для них поставщиков, проверял товар, организовывал нужные документы, покупал товары в кредит.

В разговорах с антропологом Бахром и его отец постоянно подчеркивали свою опытность как бизнесменов, свою принадлежность к древней торговой династии – еще их предки вели трансграничную торговлю! Да и сами они выживали в самые жестокие времена гражданской войны, выучили новые языки, освоили новые рынки, заработали хорошую репутацию в Китае… И это не просто хвастовство – обстановка в Иу крайне неблагоприятна для таких, как Бахром.

Китайский рынок: война за репутацию

Иу – небольшой новый город в провинции Чжэцзян, власти которой предприняли огромные усилия по превращению его в центр евразийской торговли. Именно там расположен крупнейший в мире оптовый рынок Футянь. Однако нельзя сказать, что в Иу всех принимают одинаково доброжелательно, с распростертыми объятиями. У местных бизнесменов сложилась четкая иерархия – и положение в ней зависит от уровня и происхождения капиталов, времени первого вояжа в Китай и страны, откуда прибыл торговец.

На вершине пирамиды располагаются бизнесмены, впервые попавшие в Иу еще в девяностые годы, владельцы крупных компаний с большой ликвидностью, не нуждающиеся в кредите от своих китайских поставщиков. Масштаб и репутацию компании китайцы оценивают в том числе и по количеству грузов: так, фирма Бахрома отправляет в Таджикистан примерно один контейнер в шесть недель, тогда как компании афганцев или палестинцев ежемесячно отгружают в среднем 30 контейнеров. В целом представители давних, исторически сложившихся торговых сетей (индийских, арабских и афганских) считаются в Иу более надежными, опытными и богатыми, чем новички из России или Средней Азии.

Однако эта классификация не является абсолютной – репутация каждого конкретного бизнесмена постоянно обсуждается и пересматривается. Его коллеги и местные жители смотрят на то, в какой машине он ездит, где находится и как обустроен его офис, как он одет, как ведет себя на рынке, в ресторане, в ночном клубе. Многоязычие, трудности перевода и мощные этнические стереотипы дополняют общую картину. Так, российские бизнесмены потешаются над ужасным русским языком своих китайских агентов (чаще всего они родом из северной провинции Хэйлунцзян), называют их «грязными» и ненадежными. Те не остаются в долгу и считают русских «грубиянами» и «алкашами». Один таджикский бизнесмен-дебошир или узбек, обманувший своих китайских партнеров, бросает тень на всех своих соотечественников.

Товары на рынке Иу. Фото с сайта Yiwu-agent.com

Именно поэтому для Бахрома репутация – проблема жизни или смерти. В местной бизнес-иерархии надо любой ценой карабкаться наверх: только так возможно привлечь новых клиентов, партнеров и компаньонов, получить товар в кредит или по более низкой цене. Привычка Бахрома и Акмаля расписывать свой многолетний опыт и семейные коммерческие традиции – не простое самоутверждение, а ключевой инструмент, доказывающий китайцам и другим бизнесменам, что таджики не новички в торговле и не только с 1990-х занялись этим делом. Бахрому и Акмалю, да и другим узбекам или таджикам приходится постоянно доказывать, что они не хуже азербайджанцев, экспортирующих товары десятками контейнеров, русскоговорящих ханьцев, открывающих транспортные компании со своими грузовиками, или арабов, якобы покупающих целые фабрики в Китае. Отдельным фронтом Бахром ведет борьбу с негативными стереотипами, бытующими среди русских челноков и бизнесменов, для которых он пытается стать посредником в Иу. Те привыкли, что узбеки, таджики и киргизы – это подозрительные трудовые мигранты, а не полноправные партнеры по бизнесу.

Злые кулябцы против честных торговцев

Благодаря тяжелому повседневному труду по выстраиваю репутации Бахром медленно, но верно набирал клиентов и повышал свой статус в неформальной деловой иерархии Иу. Однако семья и родители не давали ему покоя: зачем тебе жить на чужбине, и когда, наконец, ты вернешься в Таджикистан? Эти просьбы и упреки усиливались тем, что главные прибыли Бахром получал именно с оптовой торговли на душанбинских базарах, а в Китае он часто работал себе в убыток. В итоге в 2016 году под давлением семьи Бахром решил вернуться в таджикский бизнес. Он познакомился с неким инженером Шодижоном, кулябцем, закупавшим в Китае стройматериалы для крупного девелопера. Шодижон свел его со своим знакомым бизнесменом. Этот бизнесмен начал разрабатывать карьеры, чтобы поставлять материал для новых строек в Душанбе. Бахрома взяли в дело и попросили приобрести пять камнедробильных машин в Китае. Он мало что понимал в этом оборудовании, но после нескольких недель поисков нашел в Пекине поставщика, согласного продать машины в кредит по $4300 за штуку – Шодижон должен был заплатить ему по 5000 долларов за машину плюс транспортные расходы.

Бахрома привлекла прибыль в 3500 долларов за всю операцию – для сравнения, клиенты, которым он оказывал посреднические услуги в Иу, платили не больше 100-200$ в неделю. Однако Шодижон отказался платить долг. Сначала он угрожал Бахрому и его семье, а затем вообще исчез. Бахром потерял все деньги, вложенные в камнедробильные аппараты, да еще и оказался должен китайскому поставщику. Ему ничего не оставалось, как закрыть бизнес в Иу и бежать в Душанбе, где он мог жить на доходы от оптовых магазинов.

Оптовый рынок в Душанбе. Фото с сайта Travel.ru

Закупкой товара теперь занимается его жена, ездящая в Китай по краткосрочной визе. Денег на выплату долга у Бахрома пока нет. Китайский изготовитель машин, на которого он вышел через знакомых русскоговорящих китайцев, повсюду очернил его как недобросовестного должника и даже вывесил информацию о нем в местной социальной сети WeChat – на специальных форумах, посвященных обманщикам.

В итоге усилия двух поколений семьи Бахрома по созиданию собственной репутации и интеграции в жесткие торговые иерархии Иу пошли прахом. И тут Бахром вдруг вспомнил о своей этнической идентичности. Он же представитель узбекского меньшинства в Таджикистане! Значит, причина несчастий – не его личное решение пойти на рискованную сделку и не злой умысел конкретного Шодижона, а засилье кулябцев в экономике страны! Именно выходцам из Куляба, близким к президенту и его семье, якобы достаются все выгодные контракты на застройку столицы, а прочные связи позволяют им без всяких последствий «кидать» бизнесменов, от власти более удаленных. Таким образом, всем становится понятно, что в несчастьях виноваты не опрометчивость или неопытность Бахрома, а солидарность кулябцев, прикрывающих друг друга и спасших Шодижона от ответственности.

Выслушав рассказ Бахрома, антрополог приходит к важной мысли об инструментальном, практическом значении этнической идентичности. Полулегендарная история о многовековой «купеческой династии» придумывается затем, чтобы доказать китайцам, что Бахром и Акмаль – солидные торговцы, не хуже афганцев и арабов. Версия же о засилье кулябской «мафии» должна помочь Бахрому избавиться от клейма недобросовестного бизнесмена и представить его жертвой дискриминации.