Умиротворение по-китайски

В 2018 году журналисты и правозащитники во всем мире забили тревогу. Речь шла о «лагерях перевоспитания», где, согласно западным СМИ, десятки, если не сотни тысяч тюркоязычных мусульман Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР) подвергаются принудительной идеологической «обработке» и суровым наказаниям. Отправляют в такие заведения без следствия и суда, «перевоспитуемым» не позволяют общаться с семьями. Китайские власти долгое время отрицали существование лагерей. Однако в конце 2018 года все-таки признали их существование и даже официально узаконили их. В ожидании инспекций ООН китайцы пытаются доказать безобидность этих исправительных учреждений и, несмотря на шумиху, не собираются их ликвидировать. Закрытость страны и дефицит информации крайне затрудняют понимание того, что же на самом деле происходит в СУАР и какие задачи ставят перед собой китайские власти.

В этих условиях немецкому востоковеду Адриану Ценцу (Adrian Zenz) пришла в голову простая, но важная вещь: он поднял большой массив китаеязычных источников — от прессы и правительственных постановлений до сайтов госзакупок. Благодаря этим материалам гораздо яснее стали истоки возникновения программы перевоспитания, конкретные цели, которые она преследует, а также причины того, почему эта программа приобрела такой гигантский масштаб. Результаты исследования Ценца опубликованы в научном журнале Central Asian Survey.

Были тюрьмы, стали школы

Практика политического перевоспитания в КНР началась еще при Мао Цзэдуне. В 1950-е годы в стране заработал механизм «исправления посредством труда» (лаогай), который действовал в рамках пенитенциарной системы — иными словами, туда попадали по приговору суда. Лаогай отличался от лаоцзяо или «перевоспитания с помощью работы». Лаоцзяо широко применялось с восьмидесятых годов для вразумления диссидентов, участников протестов и мелких дебоширов и функционировало в рамках системы наказания за административные правонарушения. Но даже сравнительно вегетарианская система лаоцзяо в ХХI веке вызывала недовольство в обществе и постепенно сворачивалась. Учреждения, связанные с лаоцзяо, стали переходить на принудительное лечение наркоманов.

Вместе с тем в Китае запускается новая практика — «преобразование с помощью обучения» (цзяою чжуаньхуа). Китайское слово чжуаньхуа буквально означает «трансформацию» и «преобразование» — например, им же называется процесс изомеризации, когда одни молекулы превращаются в другие. Известно, что занятия по «переобучению» проводились здесь уже в 2012 году — для возвращения к «нормальной» жизни членов секты Фалуньгун. Применяется эта практика и в государственной системе образования для вразумления проблемных учеников — хотя их обычно не переводят в лагеря или другие спецучреждения.

"Лагерь перевоспитания" в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Фото с сайта Uyghuramerican.org

Важно отметить, что в Синьцзяне чжуаньхуа действует как особая, третья система профилактики правонарушений — наряду с обычными наказаниями (тюрьма) и трудовым перевоспитанием (лаогай). Информанты исследователя в регионе рассказывали, что многих подозреваемых в экстремизме сначала помещают в СИЗО, а потом, в зависимости от степени вины, могут отправить в тюрьму или на перевоспитание. Показательно, что учреждения для чжуаньхуа называются не тюрьмами или лагерями, а «центрами» или даже «школами». Не стоить считать такие названия лицемерными эвфемизмами: китайские власти очень ясно отличают перевоспитание от тюремного заключения или трудовых лагерей. Во-первых, чжуаньхуа используется для воздействия на широкие массы населения, во-вторых, его цель — не наказать или изолировать отдельных правонарушителей, а изменить само сознание людей.

Однако даже в Синьцзяне понятие «перевоспитание» до 2014 года использовалось только в разговорах о членах Фалуньгун, коррумпированных партийных работниках или наркоманах. Затем у властей региона набрал популярность новый термин — «борьба с экстремизмом», после чего эта борьба соединилась с перевоспитанием. Например, в 2014 году в уезде Каргалык округа Кашгар 259 «проблемных личностей» были подвергнуты десятидневному обучению, в которое входили дискуссии, написание сочинений и просмотр образовательных видео, причем все это проходило в закрытом помещении без права его покидать. В 2015 году похожие процедуры провели в другом уезде: 42 человека в течение 15 дней вынуждены были маршировать, петь, изучать Уголовный кодекс, смотреть патриотическое видео, писать сочинения и играть в спектаклях — после чего, согласно официальному китайскому докладу, весь «учебный» класс со слезами на глазах отрекся от своих заблуждений. По стилю такое перевоспитание несколько напоминает «самокритику» времен Мао Цзэдуна.

Так или иначе, но эта практика, по всей видимости, показалась властям успешной. Воспитуемых начали делить на четыре группы — в зависимости от того, насколько далеко зашли их вредные «экстремистские» заблуждения. Судя по информации в правительственных отчетах, преобразованию после обучения поддавалось 85-90%. В последующие годы для этой цели стали строить уже постоянные здания — причем на всех уровнях, начиная от деревень и кончая уездами и округами. Судя по информации на сайтах госзакупок и подрядов, нормой в таких зданиях стали помещения для охраны, высокие ограды, колючая проволока под напряжением, сложные системы видеонаблюдения и слежки.

Неправильно мыслящие народы

Адриан Ценц особенно подчеркивает тот факт, что изменилась не только внутренняя политика нынешних китайских властей — изменился сам образ их мышления. Если раньше они брались менять отдельных отщепенцев, то теперь дело дошло до перестройки сознания целых этнических групп. Показательны цифры, названные в некоторых партийных докладах 2015 года: среди населения, подвергшегося влиянию религиозных экстремистов, около 5% искренне убеждены в правильности опасных идей, 15% — поддерживают эти 5%, а 80% — неграмотные люди, настроения которых зависят от обстановки. Если перевоспитать 20% их числа принципиальных, то наступит мир и спокойствие. Судя по всему, в 2017 году именно эти пропорции взяли на вооружение: в районах с мусульманским большинством начали интернировать в центры перевоспитания как раз по фиксированным квотам (от 5 до 20%), которые соответствуют приведенным выше пропорциям.

Как часто бывает в истории, ключевую роль в переменах сыграла конкретная личность — новый генеральный секретарь местного отделения КПК Чэнь Цюаньго. В глазах пекинских властей его авторитет укрепился после успешных действий по «умиротворению» Тибета, которое сопровождалось резким увеличением численности полицейских и активным мониторингом положения дел в деревнях силами госбезопасности. Однако в СУАР Чэнь стал действовать еще более жестко. Уже с марта-апреля 2017 года пошли массовые задержания уйгуров и других мусульманских меньшинств. Началось бурное строительство «центров перевоспитания» — причем многие возводились не с нуля, а пристраивались к уже работавшим полицейским академиям, изоляторам, участкам и даже супермаркетам. Тогда же в государственных СМИ появились объявления о вакансиях в центрах чжуаньхуа, причем от кандидатов требовалось знание прикладной и криминальной психологии, а также марксизма и других официозных дисциплин.

Ворота "лагеря перевоспитания". Фото с сайта Cpj.org

Если до назначения Чэня на сайтах госзакупок была опубликована только одна заявка, связанная с центрами перевоспитания, то после марта 2017-го они стали появляться десятками. Именно в первые месяцы после начала кампании по массовому внедрению чжуаньхуа государство за подобные подряды предлагало самые большие суммы. В описании тендеров упоминается строительство новых зданий, а также улучшение старых — проведение горячей воды, установка туалетов, столовых. Это значит, что здания превращались в лагеря для постоянного проживания. Косвенным свидетельством масштаба кампании по перевоспитанию может служить указанная в описании подрядов площадь таких заведений: как правило, она больше 10 000 квадратных метров, иногда достигает и 82 000 (при средней нагрузке 1,5-2 заключенных на квадратный метр). Подробное описание систем безопасности (от видеонаблюдения и колючей проволоки до специальных казарм для вооруженных полицейских) указывает на квазитюремные свойства центров перевоспитания.

Одновременно чжуаньхуа опирается на разветвленную сеть заведений профессионально-технического обучения, у которых появляется второй «профиль» — политическое воспитание. Показательно, что именно в СУАР объявляется очень много вакансий преподавателей ПТУ, причем требования к ним — самые низкие в стране. Фактически от преподавателей не ждут владения профильными предметами, требуется только политическая лояльность и принадлежность к титульному китайскому этносу.

Всего ученый обнаружил 78 подрядов общей стоимостью около 112 миллионов долларов — для зданий на всех уровнях административно-территориального деления страны (округов, уездов, городов, деревень). При этом речь шла о подрядах именно на территориях, где мусульманское население составляло большинство. Ценц, однако, подчеркивает, что открытые тендеры — это лишь небольшая доля от всего объема строительства подобных учреждений.

Сорняки и пестициды

Помимо организации центров перевоспитания, китайские власти, конечно, ведут пропагандистскую работу с населением — так, чтобы оно не боялось задержаний и изоляции. Одна из брошюр, составленная на китайском и уйгурском языках, начинается так: «В последнее время некоторое количество людей, особенно молодых, было отправлено на занятия в рамках преобразования с помощью обучения. Многие родители, другие родственники и население в целом не понимают смысла этой практики и смотрят на нее с опаской».

Затем документ пытается развеять эти тревоги, рассказывая о чжуаньхуа как о бесплатном лечении («экстремистская» религиозность, соответственно, подается как наркотическая зависимость). Замена религиозных верований «правильной» государственной идеологией приравнивается к обеззараживанию. Такие медицинские аналогии объясняют, почему китайские власти не нуждаются в суде и следствии, чтобы направлять людей в центры перевоспитания. Раз чжуаньхуа — полезное лечение, то оно полезно для всех. Как выразился некий китайский чиновник: «Невозможно вырвать все сорняки, скрытые среди злаков. Обучение людей подобно распылению пестицидов на полях. Вот потому это большая программа, нацеленная не на нескольких людей».

На какое же количество людей рассчитана эта большая программа, подобная «распылению пестицидов на полях»? Судя по утечкам из силовых структур, на февраль 2018 года в 27 уездах округов Акси, Кашгар, Хотан (тюркское население — 90,2%) в центрах перевоспитания содержалось 693 273 человека. Еще раз — 693 273 человека, то есть около 12,3% от общего числа неханьцев в возрасте 20-79 лет. По другим данным, в городе Кашгар и городском уезде Кульджа число интернированных составило около 10% от всего населения. Если же опираться на личные рассказы побывавших в центрах перевоспитания казахов и уйгуров, то это число колеблется между 10 и 20%. При экстраполяции цифр на весь СУАР получается, что программы перевоспитания проходят (или прошло) более миллиона человек. Для сравнения: в 2008 году на принудительных работах лаогай по всему Китаю трудилось всего 160 000 заключенных.

Итоги, прямо скажем, не слишком утешительные. То, что изначально задумывалось как программа борьбы за безопасность региона, стратегически важного для проекта «Один пояс и один путь», вольно или невольно эволюционировало в самый масштабный со времен культурной революции план массовой социальной инженерии. От уйгуров, казахов и других меньшинств СУАР требуют уже не просто лояльного поведения — они должны перестроить свой образ мысли. И Синьцзяном все не ограничится. Подобно тому, как опробованные в колониях и на периферии технологии (колючая проволока и концентрационные лагеря) в XX веке получили чудовищное развитие в Европе и СССР, так в XXI веке СУАР может оказаться полигоном для освоения практик контроля над населением, которые потом будут реализованы по всему Китаю, — а может быть, и не только Китаю.