Каждый третий бы взялся за камень

Обычно считается, что бедная, необразованная и разозленная несправедливостью в политике и экономике молодежь – главный ресурс для радикальных исламистов. Но насколько это представление обосновано? Какие исламистские и радикальные воззрения поддерживают жители Центральной Азии? Ответить на эти вопросы, опираясь на надежные научные данные, попытался американский политолог Пол Кубичек (Paul Kubicek, Оклендский университет). Его исследование Islamist Political Orientations among Central Asian Youth только что опубликовали в научном журнале Europe-Asia Studies.

Возрождение ислама в Центральной Азии, начавшееся после распада СССР, – в целом бесспорный факт. Открываются новые мечети и религиозные школы, оживают суфийские ордена, все больше людей соблюдает пост в Рамадан и читает исламскую литературу. Наконец, многие жители региона идентифицируют себя как мусульмане. Однако такое возрождение подпитывает страхи перед радикализацией ислама. Теракты 11 сентября, успехи талибов в Афганистане, победы ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная на территории РФ), принявшего множество джихадистов из Центральной Азии, – все это заставило опасаться исламистских бунтов, главным образом со стороны радикальной молодежи.

Автор исследования Пол Кубичек. Кадр видеозаписи из YouTube-канала университета Окленда

Слухи о тысячах киргизских и таджикских юношей, раньше сражавшихся за ИГИЛ, а сейчас вернувшихся на родину и готовых свергать власть, устанавливая законы шариата, тиражируются не только первыми лицами государств (для которых эти слухи облегчают закручивание гаек). Подхватили эти фобии и международные организации, на полном серьезе предупреждающие о тяготении молодых и бедных киргизов к радикальному исламу.

Но насколько обоснованы эти страхи? Насколько молодежь (до 30 лет) поддерживает радикальные или «экстремистские» воззрения на ислам? Чтобы дать обоснованный и объективный ответ на эти вопросы, ученые обратились к серьезным опросам общественного мнения, проведенным в регионе в 2010-е годы. Речь идет прежде всего о Глобальном обследовании мусульман, которое американский Исследовательский центр Пью проводил в Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане и Узбекистане в 2011-2012 годах, спрашивая людей о принципах и нормах их веры, поведении и одобрении радикальных взглядов. Такая сложная, чувствительная и нередко опасная тема, как религия, зондировалась не анкетным опросом, а исключительно личными интервью.

Откуда берется исламизм?

Ученые давно ломают голову, размышляя об истоках исламского радикализма. Одни любят социальные объяснения: в условиях неравенства, авторитаризма, репрессий и беспринципного капитализма исламисты предлагают привлекательный образ более справедливого общества и достойной жизни. Согласно другой версии, не сила, а как раз слабость государства, уход от выполнения им социальных функций вынуждает религиозные общины брать управление социумом в свои руки и устанавливать суровые законы. Если эти гипотезы верны, то в бедном Таджикистане и в Кыргызстане с его слабым государством радикальные исламские настроения должны быть сильнее, чем в относительно благополучном Казахстане.

Другие исследования в один голос утверждают, что слушают радикалов прежде всего бедные юноши (и девушки), не получившие образования. На это возражают, что образовательный уровень игиловцев из Центральной Азии оказался выше среднего. Да и в других странах, от Туниса до ОАЭ, к радикалам нередко примыкают богатые и даже очень богатые люди. Возможно, важен не столько социальный статус «экстремистов», сколько тоска по мощной системе, объясняющей мир и дарующей смысл жизни.

И, конечно, есть совершенно железобетонный аргумент, почему молодежь в Центральной Азии больше склоняется к исламскому радикализму, нежели старшее поколение. У стариков и людей среднего возраста, выросших при СССР, было просто значительно меньше возможностей узнавать о религии из разных источников.

Молодые равнодушны

Но насколько все эти версии соответствуют действительности? Кто считает себя верующим в Центральной Азии и в чем это проявляется? Ученые сразу же развеяли стереотип о повышенной религиозности молодежи (людей до 30 лет). По всем основным показателям исламской веры (молитва как минимум раз в день, чтение Корана как минимум раз в неделю, пост в Рамадан, жизнь по сунне, важность веры в личной жизни человека) молодежь менее активна. Особенно это проявилось в молитве: если в целом по населению хотя бы раз в день молится от 10% (Казахстан) до 47,2% (Таджикистан), то среди молодых этот показатель составил соответственно 6,3-36,2 процента.

По чтению Корана, соблюдению поста и уверенности в важности веры для собственной жизни молодежь также уступает «старикам», и только в ответах на не требующий особых доказательств вопрос о том, насколько человек живет согласно сунне и хадисам, молодые показали себя более религиозными (9,6% против 8,6% в Казахстане, 14,9% против 14,4% в Кыргызстане, 17% против 14,8% в Таджикистане, 17% против 16,7% в Узбекистане). Что касается различий между странами региона, то действительно Казахстан оказался самой нерелигиозной страной – с большим отрывом от всех соседей.

Намаз в казахстанской мечети. Фото с сайта Tengrinews.kz

А как обстоят дела с более радикальными исламистскими идеями? Эти представления авторы опроса проверяли четырьмя вопросами: насколько информанты поддерживают придание шариату статуса государственного законодательства, следует ли религиозным лидерам влиять на политику, а также на семейные и имущественные споры, и превосходят ли исламские партии светские. В Кыргызстане и Таджикистане поразительно много людей поддержало узаконивание шариата (40% и 33,7% соответственно), авторитет религиозных деятелей в семейных делах (45,8% и 35,3%) и исламские партии (40,1% и 31,6%), казахстанцы оказались весьма сдержанны по всем вопросам. В узбекистанских интервью эти вопросы не задавались по цензурным соображениям. Молодежь оказалась не более и не менее исламистской, чем старшие поколения. Единственное исключение – таджикистанская молодежь на 5% больше поддерживает исламские партии.

Наконец, в ходе исследования задавались вопросы и о поддержке действительно экстремистских практик. Некоторые цифры заставляют задуматься. Так, побивание камнями неверных супругов поддержало 6,5% опрошенных казахстанцев (9,1% молодежи), 27,7% кыргызстанцев (28,8% молодежи), 27,9% таджикистанцев (33,2% молодых); смертную казнь за отказ от ислама – 0,8% в Казахстане (0,3%), 9,6% в Кыргызстане (8,9%), 9,4% в Таджикистане (8,9%), теракты смертников в целях защиты ислама – 2,2% казахстанцев (2,4% молодежи), 11,5% кыргызстанцев (11,1%), 3% таджикистанцев (2,8%). Наконец, «убийства чести» неверных или развратных женщин поддержали 3,8% опрошенных в Казахстане (4,4% среди молодежи), 16,5% в Кыргызстане (14,8%), 24,8% в Таджикистане (27,8%) и 12,5% в Узбекистане (15,3%), – это единственный из вопросов на экстремизм, который прошел цензуру в Узбекистане.

Поразительно, что даже в условиях достаточно жесткого государственного контроля значительное меньшинство в Центральной Азии готово жестоко наказывать за неверность и вообще решать семейные проблемы по жестоким законам (смерть за вероотступничество и теракты пользуются куда меньшей популярностью). Конечно, есть надежда, что крах ИГИЛ, оттянувшего к себе многих радикалов, и другие события последних лет поубавили популярности экстремистским интерпретациям ислама.

Стихийный исламизм

Главный вывод ученого – особая склонность молодежи к радикальному исламу не подтвердилась. Зачастую люди до 30 лет, наоборот, менее серьезно относятся к формальным требованиям веры и слабее поддерживают исламский радикализм. Но почему? Отчасти это могут объяснить ответы на специальный блок вопросов, посвященные удовлетворенности собственным экономическим положением, направлению развития страны и ее политической жизни. По всем параметрам молодежь оказалась более довольна жизнью – вероятно, именно поэтому она не так склонна к исламскому радикализму. Миграция в Россию, уносящая из региона, возможно, наиболее активную и инициативную молодежь, тоже играет свою роль.

Вместе с тем, помимо возраста, выяснились и другие факторы, способствующие радикализации. В Кыргызстане к суровой трактовке ислама более склонны жители южных и центральных районов страны, а также жители сел. Бедность и богатство слабо влияют на эти умонастроения: сторонники шариата и исламизации политической жизни встречаются и среди зажиточных, и среди нуждающихся граждан. Однако обнаружилась одна важная закономерность: в Кыргызстане и Таджикистане наблюдается статистически значимая зависимость между частотой молитв и поддержкой исламистских/«экстремистских» воззрений.

Но, даже если исключить откровенно радикальные взгляды, видно, что значительное количество обитателей Центральной Азии поддерживают исламизм в той или иной форме. Даже в Казахстане больше четверти опрошенных уверены, что религиозные лидеры должны так или иначе влиять на политику. Логично предположить, что некие политические силы должны были как-то эксплуатировать этот электоральный ресурс – но такого не произошло, пишет ученый. Причина, скорее всего, в том, что откровенно исламистские партии в регионе воспринимаются как угроза и находятся под запретом, и максимально допустимым «исламизмом» в относительно свободных странах остаются «исламо-демократы» вроде Турсунбая Бакир-уулу (Кыргызстан) или Бекболата Тлеухана (Казахстан), которые опасаются разыгрывать исламскую карту против существующих режимов.

По сравнению с другими странами, где большинство населения составляют мусульмане (Египет, Индонезия, Малайзия, Тунис, Турция), исламский фактор в политике центральноазиатских республик «звучит» крайне бледно. Кланы, землячества, патрон-клиентские отношения и частный бизнес определяют политику куда в большей степени. Впрочем, все еще может измениться: растущее неравенство, кризис в экономике и коррумпированность правящих элит способны сделать ислам (и вовсе не экстремистский) мощной силой в политике региона, утверждает ученый.