Турецкий гамбит Андрея Кубатина

Андрей Кубатин с сестрой и правозащитниками сразу после освобождения. Фото со страницы Facebook Надежды Атаевой

В конце сентября 2019 года Ташкентский областной суд по уголовным делам снял обвинение в государственной измене с тридцатипятилетнего Андрея Кубатина — старшего преподавателя Ташкентского государственного университета востоковедения, тюрколога, автора монографий и множества научных статей.

За два года до этого, а именно в декабре 2017 года, Кубатина приговорили к 11 годам лишения свободы, признав виновным по статье 157 части 1 («Измена государству») Уголовного кодекса Узбекистана. Кубатина обвинили в том, что он за плату в $1000 передал иностранцу — тогдашнему главе Турецкого агентства по сотрудничеству и координации (ТИКА) Сулейману Кизилтопраку — электронные книги, якобы взятые из Центрального государственного архива республики и Института востоковедения Академии наук. Дело было возбуждено по заявлению сотрудника ТИКА Музаффара Жониева. Следователи посчитали, что переданные Кизилтопраку книги могут быть использованы для пропаганды пантюркизма, разжигания межнациональной вражды, а также для получения сведений о геологических запасах республики.

В феврале 2018 года более 40 ученых со всего мира (в том числе из Узбекистана), направили письменное обращение президенту Шавкату Мирзиёеву с просьбой взять под личный контроль резонансное дело. В мае того же года срок Кубатину был сокращен до 5 лет. Позже, 4 марта 2019 года, старшая сестра Андрея Клара Сахарова записала на своей странице в Facebook видеообращение к президенту Узбекистана. Она обвинила бывших сотрудников СНБ в фабрикации уголовного дела ее брата и говорила о давлении и угрозах во время следствия. Клара Сахарова и сторонники Андрея Кубатина заявляли, что фигурирующие в деле книги можно найти в открытом доступе в интернете, а экспертиза их ценности была необъективной.

После освобождения Андрей Кубатин дал интервью «Фергане».

— Андрей Викторович, что предшествовало вашему аресту?

— Я работал в Ташкентском государственном институте востоковедения на кафедре истории Китая. Проводил исследования в области средневековой истории Средней Азии, истории тюркских народов. Попутно занимался историей иранских народов — иранологией, согдологией. Моя основная монография — «Система титулов Тюркского каганата: генезис и преемственность». Во время написания монографии я ездил на конференции, обменивался научными работами, научной литературой, то есть делал все то, что делают в таких обстоятельствах ученые.

Хотелось бы заметить, что у каждого ученого, который любит свое дело и живет им, есть своя научная электронная база. Это дает другим ученым и исследователям доступ к ресурсам, которых еще нет в Интернете или которые можно приобрести только платно. Кроме того, благодаря именно такому обмену налаживаются не только личные контакты, но и контакты между различными научными школами. Вот и у меня была своя электронная база, которую я собирал много лет. Из-за нее меня и посадили.

— Как именно это случилось?

— Мы с бывшим главой ТИКА Сулейманом Кизилтопраком хотели сделать туристический путеводитель по Узбекистану с историческим уклоном. Но все сошло на нет из-за сотрудника ТИКА Музаффара Жониева. Он написал в государственные органы заявление о том, что подозревает наличие антигосударственных и пропагандистских связей в нашей деятельности и что якобы вся наша работа только прикрытие для передачи архивных документов за тысячу долларов. Вот за это мне и вменили статью 157 УК, первая часть — «Измена государству». После чего решением Республиканского Военного суда 1 декабря 2017 года мне назначили 11 лет лишения свободы. Правда, меня еще перед этим посадили, 26 марта 2017-го, на пятнадцать суток — якобы за сопротивление милиции... Всего я пробыл в заключении примерно два с половиной года.

Андрей Кубатин с женой. Фото с его личной страницы в Facebook

— Кто поддерживал вас все это время?

— Меня поддержали многие: не только родные и близкие, но и научное сообщество в целом — ученые иранологи, согдологи, тюркологи. Они обратились с открытым письмом к президенту Узбекистана. Подписалось более 40 ученых, как зарубежных, так и отечественных: Питер Голден, Павел Лурье, Андрей Омельченко и многие другие. Были и те из узбекских ученых, кто не захотел поддержать меня и поставить свою подпись. Побоялись, наверное. Но самое интересное, что ни один из турецких ученых не вступился за меня, более того, они демонстративно игнорировали происходящее. Хотя если бы они тогда со стороны ТИКА оказали поддержку — мое дело могло завершиться намного раньше и проходило бы мягче.

В целом же меня очень поддержала научная общественность и родственники. Поддержка эта привела к тому, что на первой апелляции суд сократил мне срок и назначил 5 лет лишения свободы. В дальнейшем родственники моей сестры встретились с генеральным прокурором Узбекистана, и наши требования были приняты Генеральной прокуратурой. На основании нашего протеста была назначена новая апелляция, которая с мая этого года рассматривалась уже не военным судом, а Ташкентским областным судом по уголовным делам. Так меня и оправдали.

— Как проходил суд?

— Было просто оглашено решение суда. Было заявлено, что на основании статьи 83 Уголовно-процессуального кодекса Узбекистана («Основания для реабилитации» — прим. «Ферганы») нужно прекратить уголовное дело по первой части статьи 157, реабилитировать меня, пресечь все мои наказания и выпустить на свободу, а также разъяснить мне мои права. Суд проявил профессионализм, за что я ему безмерно благодарен. Все, что я требовал, и все, чего я просил, — все было выполнено. Моя история показала, что сдвиги в системе есть и что реформы эффективны. И если бы не президент Мирзиёев и его реформы, вряд ли бы старания моих родственников и коллег-ученых были так эффективны. За те два с половиной года, что я провел в местах лишения свободы, я на своем личном опыте убедился, что реформы, проводимые в силовых структурах, значительно изменили положение дел в лучшую сторону. И даже в местах исполнения наказания отношение к людям поменялось, все стало намного человечнее.

— Вы ждали, что вас оправдают?

— Для меня оправдание было неожиданностью, не думал, что меня отпустят. Предполагал, что, возможно, статью поменяют, может, срок сократят. Но когда судья объявил, что я оправдан, я был поражен. Перед этим поначалу я почти смирился, думал даже, что за такую статью 11 лет — не так много. (Максимальный срок по этой статье — 20 лет. — Прим. «Ферганы»). Придется отсидеть, что поделать. Но потом все же понял, что надо добиваться справедливости. Добиваться не только ради себя, но и ради семьи, и ради науки. Больше всего мне было обидно, что мне дали именно статью «Измена государству». Я ведь всю свою научную деятельность посвятил тому, чтобы показать красоту и важность истории Узбекистана не только нашим соотечественникам, но и всему миру.

— Кто такой Музаффар Жониев? Как вы думаете, почему он так поступил с вами?

— Насчет Музаффара не хочу особенно распространяться, бог ему судья. Дело в том, что при прежнем режиме нормой стало фабриковать дела для галочки, для отчетности. Лично Жониева я не знаю. Я даже не уверен, что это действительно он донес на меня, возможно, это было заказом со стороны. Потому что вначале очень чувствовалось конкретное вмешательство со стороны сотрудников госбезопасности. Не приняли во внимание ни одно мое требование, оказывалось постоянное давление. Но потом стало ясно, что ситуация уже не та, что раньше, реформы делают свое дело.

— Есть ли у вас претензии к следствию?

— Я не виню государственные структуры в целом. Просто, на мой взгляд, были конкретные заинтересованные лица, которые хотели заработать для себя бонусы, премии, звания. А винить все государство и Службу государственной безопасности в целом не хочу. Для меня самым главным было оправдать свое имя, восстановить репутацию и добиться справедливости. Мне даже материальная компенсация не нужна, и я не хочу, чтобы всех тех, кто был причастен к этому делу, посадили за решетку. Мне нужна была только свобода, и я был готов биться за нее до конца. Сейчас я на свободе, вновь объединился со своей семьей — и это самое главное. Больше мне ничего не нужно, и я не держу зла ни на кого.

— Была ли у вас возможность в заключении заниматься наукой? Как там проходили дни?

— Перед выходом на свободу я находился в колонии-поселении. Там чувствуешь себя намного свободнее. Но что в СИЗО, что на поселении — это как в фильме «День Сурка». Даже и вспомнить нечего, каждый день абсолютно одно и то же: режим, монотонность, однообразие. Подъем в 6 утра, проверки, работа. Только уже в колонии-поселении смог еще и научными статьями своими заняться, внести доработки, некоторые издать. Жена мне в этом помогла, приносила книги и нужные материалы.

После своего освобождения я увидел, как изменилось за это время отношение к ученым. Их социальный статус принципиально поменялся, появились льготы, гранты. Сейчас образовалось гораздо больше возможностей в плане посещения конференций, выезда в зарубежные страны для обмена опытом, повышения квалификации. И на все это выделяются приличные денежные средства, чтобы хватало и на проживание, и на проезд. До этого Академия наук умирала, и научно-исследовательские институты упростились до уровня простых кафедр. Но теперь все восстанавливается, причем в полном объеме.

— Какие у вас ближайшие планы на жизнь?

— Все свое время сейчас я провожу с семьей. Занимаюсь здоровьем — после тюрьмы появились проблемы с давлением. Кроме того, хочу восстановиться на своей прежней работе, на кафедре. В первую очередь — наука, у меня сейчас много задумок. Я должен защитить докторскую диссертацию, продолжить свои исследования и хотел бы издать журнал международного уровня, касающийся истории тюрков и их контактов с другими этносами. Я также хотел бы заняться исследованиями в области лингвистики.

— Как вы полагаете, обратно на работу вас примут без проблем? Собираетесь ли вы требовать компенсации ущерба?

— По закону я должен быть восстановлен во всех своих правах, в том числе и в праве на работу. А что касается компенсации морального и материального ущерба — тут решение зависит от меня. Но я, честно говоря, не собираюсь этим заниматься, потому что хочу вкладывать свои силы в науку, а не ходить по судам и инстанциям. Я и так потерял уже много времени, и мне нужно многое наверстать.