«Скоро младшие гиены начнут вытеснять старших»

Гельды Кяризов

Известный туркменский коневод, бывший министр и политзаключенный Гельды Кяризов решил баллотироваться в президенты Туркменистана. Это стало едва ли не главной сенсацией предвыборной кампании, стартовавшей в стране 15 февраля. Внеочередные президентские выборы в Туркмении пройдут 12 марта Кяризов идет на них как самовыдвиженец и не скрывает — его цель предотвратить задуманную Гурбангулы Бердымухамедовым передачу власти сыну Сердару. Почему самый известный туркменский политзаключенный, попавший в опалу еще при первом президенте Сапармурате Ниязове, хочет сорвать предстоящий транзит и как собирается этого достичь, Кяризов рассказал Галие Ибрагимовой специально для «Ферганы».

— Гельды Курбангельдыевич, после того как вы вышли из тюрьмы и уехали из Туркменистана о ваших политических амбициях почти ничего неизвестно. Что подтолкнуло вас заявить о себе как кандидате в президенты на выборах, где, кажется, все предрешено?

— Бердымухамедов затеял передачу власти сыну, будучи уверенным, что безропотная масса не восстанет. Туркменский народ доведен до отчаяния. Нужен толчок к переменам. Цель моего выдвижения — показать простым людям, что альтернатива есть. Меня знают и уважают в стране, потому я уверен в поддержке.

Аркадаг думает, что все просчитал для наследственной передачи власти. Даже сложная социально-экономическая ситуация в стране играет ему на руку. Судите сами. Выборы проводят в период, когда из шестимиллионного Туркменистана половина трудоспособного населения на заработках за границей. Въехать в страну и проголосовать нельзя из-за карантина, хотя Ашхабад и не признает ковид. Женщины, дети, старики и бюджетники из-за эпидемиологической обстановки ограничены в передвижениях. Идеальные условия для «сушки» явки и подтасовки результатов голосования.

— Разве придется что-то подтасовывать? Глядя на туркменов, которые все время кланяются и целуют Бердымухамеда, кажется, что все за него горой и выберут того, на кого он укажет.

— Поверьте, это ложный образ! Видео в интернете, где туркмены целуют руки президенту или дружно хлопают под аккомпанемент его речей — часть пропаганды. Но ситуация меняется. Сейчас вы не увидите тех, кто ползает у него в ногах. Людям нечего терять. В магазинах нет хлеба, люди умирают от ковида, система здравоохранения или то, что от нее осталось, не справляется. Рано или поздно терпение лопнет.

В нашей семье много медиков. Туркмены пишут нам, просят помощи в лечении ковида. Объясняют, что местных врачей не хватает, скорая помощь не приезжает. Когда мои родственники спрашивают, не опасно ли контактировать по интернету, туркменки кричат в ответ по видеосвязи: «Пусть хоть убьют! У меня тут дети умирают, никто не помогает. Никого не боюсь». Вот как допекли народ.

Женщин режим не сажает, но кто знает, что взбредет в голову «Харамдагу» (презрительно о президенте Туркменистана — прим. ред.). Люди открыто называют его так. Это слово созвучно титулу «Аркадаг», но содержит корень «харам», на тюркских языках — «грех». То есть президент-грешник. На денежных купюрах пишут güm bol — «уходи». Конечно, страх остается, но пересажать всех недовольных он не сможет.

— Полагаете, что жители могут проголосовать против сына президента, Сердара, в отместку за ковид и нехватку продуктов в магазинах?

— Туркмены смотрят на выборы, как на ритуал. Проголосуют так, как прикажет начальство. Центризбирком работает по указке сверху. Никаких эксцессов не предвидится. Сердар уже больше года занимает пост вице-премьера — второго человека в государстве. Люди свыклись с мыслью, что рано или поздно он станет президентом. Но даже в этом запуганный и доведенный до отчаяния народ видит благо. У многих появилась мнимая надежда, что сын будет править справедливее, обновит государство, запустит реформы. Власти укрепляют мифы. Выбрасывают на полки дешевые продукты и тем самым создают иллюзию — смена власти снимет напряжение и жизнь улучшится. Все беды перекладывают на мелких чиновников.

Но Сердар — это продукт существующей системы. Его легитимность основывается на покровительстве отца. Любой отход от линии Аркадага в сторону демократизации или еще большей узурпации автоматически поставит под сомнение законность сына на посту президента. Вряд ли преемник будет так рисковать.

— Вы заявили о выдвижении своей кандидатуры на пост президента, хотя живете за рубежом. Как технически это возможно, если регистрация подконтрольна власти и Центризбиркому?

— Повторю, что мое выдвижение — это попытка разбудить туркменов. Люди должны понять, изменения возможны. Что касается моего выдвижения, то для этого мы создаем альтернативную платформу для голосования. Через нее избиратели смогут проголосовать, не опасаясь за собственную безопасность. После выборов мы представим свой подсчет голосов. Это позволит узнать настоящие взгляды народа на происходящее.

Кроме того, мы открываем предвыборные штабы в России, Турции, Америке, Европе и везде, где есть туркменские диаспоры. Я даже не ожидал, что мое выдвижение вызовет живой отклик. Соотечественники пишут, звонят, предлагают помощь. Среди них очень много студентов, которые учатся за рубежом.

Гельды Кяризов. архивное фото

— И все же речь не идет о том, что ваше имя появится в избирательном бюллетене рядом Сердаром Бердымухамедовым? Ваша выдвижение и участие в выборах — это некая симуляция для привлечения общественного внимания?

— Скорее то, что происходит в Туркмении — это симуляция нормальной, достойной жизни. Вся избирательная система построена на лжи. Центризбирком — искусственный орган, который ничего не решает. Мы же действуем настойчиво и упорно. После моего решения идти на выборы в качестве самовыдвиженца наш штаб разослал письма в ООН, Евросоюз, Европарламент, МИДы большинства стран мира, с которыми у Туркмении есть дипломатические отношения. В них мы объясняем, почему задуманный Бердымухамедовым транзит нельзя считать легитимным.

— Вы верите в свою победу, пусть даже и на альтернативной платформе для голосования, которую создаете?

— Поймите, вопрос не в том, верю или не верю. Альтернативное голосование покажет народу, что перемены возможны. Надеюсь, что мое выдвижение изменит взгляды и силовиков, которые пока поддерживают Аркадага. Если они увидят, что большинство туркменов против Сердара, то режим ослабнет.

Сейчас лояльность Бердымухамедову со стороны армии, МВД, спецслужб держится на страхе и коррупции. Если хотя бы один компонент в конструкции исчезнет, то поддержка силовиков даст трещину.

— Про силовиков спрошу отдельно. Но прежде хотелось бы понять, с чем вы идете на выборы? Есть у вас предвыборная программа, и в чем ее суть?

— Программа есть. В ней основный акцент я сделал на переустройстве государственных институтов. Необходима реформа пенитенциарной системы, пересмотр Уголовно-процессуального кодекса, Уголовного кодекса, реформа земли, воды, системы здравоохранения, развитие частного предпринимательства. Сейчас эти сферы зажаты президентом и его многочисленной родней. Но без либерализации эти сферы так и не начнут развиваться.

В программе я объясняю, что власть не должна концентрироваться только в руках президента. Важно делегировать больше полномочий на региональный уровень. Сменяемость власти и демократические реформы — вот с чем я иду на выборы. Главное, народ должен перестать бояться. На страхе не будет никакого развития

— Есть ли у вас контакты с туркменами в самой Туркмении?

— В Туркмении есть интернет, VPN никто не отменял. Жители страны сами выходят на связь и рассказывают о беспределе с продуктами питания, бесконечных очередях, беззаконии. Конечно, за хлебом стоят самые бедные слои — люмпены. Но есть и так называемый образованный, средний класс или обанкротившиеся бизнесмены. Эта прослойка людей понимает, что дракон каждый день ест по одному цыпленку. Если и дальше молчать, то рано или поздно он всех сожрет.

Помогает то, что туркмены помнят и уважают меня как экс-министра коневодства и заводчика ахалтекинской породы лошадей. Выходят на связь, рассказывают о беспределе в стране. Многие обращаются за медицинской помощью к моим родственникам.

— Что вам известно о сыне Бердымухамедова Сердаре? Какой он в жизни?

— Сердар — недолюбленный ребенок. Став президентом, Гурбангулы мало уделял ему внимания. Увлекли государственные дела, расправы с противниками, создание культа личности. От семьи он отдалялся. Ко всему у Аркадага по слухам много внебрачных детей и свободное время он проводил с ними. О старшем сыне вспомнил, когда пришло время задуматься о транзите.

Сердар высокомерен, у него мания величия. Я связываю эти черты с тем, что отец всегда был в стороне. Теперь сын пытается доказать собственную нужность и профпригодность. Думаю, по уровню жестокости даже превзойдет Бердымухамедова. Он кричит на подчиненных, угрожает свернуть им шеи. Эти слухи многое раскрывают в характере будущего президента.

Мои родственники учились вместе с Сердаром в Дипломатической Академии при российском МИДе. Он плохо говорил по-русски, учителя и сокурсницы посмеивались над его колхозным уровнем. Ему сложно было усваивать учебный материал. Сотрудникам посольства Туркмении в России пришлось сильно постараться, что сын Аркадага получил диплом.

— Много пишут про племянников Бердымухамедова — Хаджимурата и Шамурата Реджеповых. Будто бы они контролируют ключевые сферы экономики, криминал и имеют политические амбиции. Могут ли они помешать Сердару стать президентом?

— Племянники президента — это уже вчерашний день. Подрастают племянники самого Сердара, дети его сестер, и быстро продвигаются по карьерной лестнице. Они занимают ключевые посты в энергетическом секторе страны, добывающих отраслях. Вот от них в среднесрочной перспективе может исходить угроза власти. А Хаджимурат и Шамурат вдоволь всего наворовали, но сейчас их пыл укротили.

Скоро младшие гиены Бердымухамедовых начнут вытеснять старших. Но в этой семейной грызне виноват сам Аркадаг. Он не доверяет правительству и силовикам и окружает себя родней в надежде, что кровные узы спасут от предательства.

— Так что из себя представляют туркменские силовики? На чем основывается их лояльность режиму?

— Силовые структуры коррумпированы, на этом и держится режим. Еще один фактор — страх. Бердымухамедов все время перетасовывает свиту, чтобы не допустить заговора. Пока его методы работают. Полиция, армия, спецслужбы сохраняют лояльность. Но арест и пожизненный срок бывшему главе МВД Исгендеру Муликову в 2019-м заставил многих напрячься. Бердымухамедов явно перегнул палку. Если даже такой авторитет как Муликов, а следом и его жена, попали под чистки, то что говорить о более мелких звеньях. Под репрессии может попасть кто угодно. Так построена система. Чтобы запугать окружение, арестовывают не только попавшего под подозрения, но и всех членов его семьи, включая детей.

Силовики прекрасно помнят, с чего Бердымухамедов начал свое президентство — с кадровых чисток. Первым под репрессии попал бывший руководитель охраны первого президента Акмурад Реджепов. При Сапармурате Ниязове он считался вторым лицом в государстве. Именно Реджепов и поспособствовал тому, чтобы обычный стоматолог сменил Туркменмаши. Но как только Аркадаг возглавил страну, первым делом посадил в тюрьму Реджепова, а потом зачистил и остатки ниязовского окружения. Он ужасно боялся, что силовики знают его подноготную и будут этим манипулировать. Совокупность этих факторов влияет и на сегодняшние настроения силовиков. Они не готовы защищать Аркадага с тем рвением, как это было еще несколько лет назад. Если народ восстанет или Сердар переусердствует в жестокости на посту президента, силовики могут перейти на сторону народа.

— Вы не понаслышке знаете, что такое туркменская тюрьма. Наверное, это не самые приятные воспоминания, но расскажите, как там все устроено?

— В тюрьму по надуманным обвинениям меня посадили еще при Ниязове. Инкриминировали контрабанду, хотя никаких доказательств нет. Дело сшили белыми нитками после покушения на Туркменбаши в ноябре 2002 года. Главным виновником назначили бывшего главу МИД Туркмении Бориса Шихмурадова, а я попал под раздачу.

До 2006-го меня держали в разных тюрьмах и изоляторах, а затем перевели к секретную тюрьму Овадан-Депе. В этом концлагере сидели все политические заключенные. Пытки там были обычным делом.

Овадан-Депе находится в 60 километрах от Ашхабада в песках Каракумов. Без суда и следствия, с мешком на голове меня завели в камеру. Дверь на роликах поднялась, а потом с грохотом опустилась. Так я оказался к секретной тюрьме. Надзиратели предупредили, что теперь у меня нет имени и фамилии. Потребовали запомнить одно — я узник номер три камеры номер четыре. Забрали все лекарства, хотя до этого я пережил микроинсульт. Пытался объяснить надзирателям, что не могу без таблеток. На меня посмотрели, как на животное в зоопарке и буркнули, мол, не умрешь. В камере было очень жарко, невозможно дышать. Но охрану это мало волновало. Окна заколочены арматурой. Дневной свет виден в только через щели. Из камеры выводили раз в неделю и то всего на семь минут — побриться и искупаться.

— Чем кормят заключенных и кормят ли вообще?

— Кормили плохо. Голод – это главная тюремная пытка. В день заключенным Овадан-Депе выдавали по два куска хлеба толщиной с мизинец. Днем кормили жидкой ячменной кашей на воде. Но чаще варили похлебку на капусте с луком. От недоедания кожа на теле начинает обвисать, иммунитет падает. Люди худеют, превращаются в чучела.

Бывалые заключенные рассказывали, что продуктов привозят достаточно. Но сотрудники тюрьмы втихую перепродают их жителям окрестных сел. Пайковая система выдачи продуктов рассчитана на то, что через пять – семь лет заключенный умрет от голода.

Когда меня привезли в Овадан-Депе, я весил 96 килограммов, а когда освободили — 59 килограммов. Прошло всего пять месяцев, представьте, что происходит с теми, кто находится там годами.

— Заключенных пытают?

— Пытали в седьмом блоке. Мы слышали крики людей, которых туда загоняли и избивали. Меня пронесло. Морили только голодом. Это главный метод пыток. Жаловаться на плохие условия нельзя, сразу грозят одиночной камерой. Там условия еще суровее. В Овадан-Депе я провел пять месяцев, всего в заключении — пять лет. Бердымухамедов и дальше бы держал меня в заточении, если бы российские, западные правозащитники, журналисты, активисты не требовали моего освобождения.

На свободу я вышел в 2007 году, но давление не прекратилось. Развязали кампанию против моей супруги. Обвинили ее в незаконном присвоении земли. Сломали наш дом, конюшни. Дошло до маразма. В 2013 году власти запретили мне подходить к лошадям.

— Почему Бердымухамедов вас преследовал? Кажется, что после смерти Ниязова вы не представляли угрозу его режиму?

— Бердымухамедов любит лошадей. Пока я сидел в тюрьме, он хвалился перед туркменами, что его родня — первые коннозаводчики ахалтекинской породы. Мое освобождение разрушало это миф. Все в стране прекрасно знали, что восстановлением этой породы скакунов еще с советских времен занимался я. Но Аркадаг не терпит конкуренции ни в чем. Он лучший наездник, лучший коннозаводчик и нет ему равных.

Есть и личная неприязнь ко мне Бердымухамедова. Министром коневодства я стал намного раньше, чем он пришел во власть. Его знали как руководителя стоматологического центра, а у меня в 1998 году возникли проблемы с зубами. Позвонил ему и по-свойски спросил: «Курбан, вылечишь зуб?». Он согласился, но в клинику я успел ближе к вечеру. Смотрю, у входа стоит Бердымухамедов в белом халате и кого-то нервно ждет. Потом понял, что после моего звонка он отправился меня встречать, а я намного задержался. Но он виду не подал, что устал ждать. Вежливо раскланялся, повел меня к нужному специалисту.

Наверняка, до сих пор помнит тот случай и считает это личным унижением. Однако тогда я и представить не мог, что общаюсь с будущим президентом. Окружение Ниязова воспринимало Бердымухамедова, как услужливого медика, способного прогибаться под любого начальника.

Гельды Кяризов в заключении

— Существует ли туркменская оппозиция, кроме вас?

— Политически активные граждане давно выдавлены из страны или посажены. Молодежь уезжает на учебу или заработки за границу. Пробиться внутри страны без связей, коррупции, кумовства невозможно. Система боится умных и смелых. Все активисты проживают за рубежом. Но проблема в том, что оппозиция разрознена. Политические споры о будущем страны скатываются к выяснению, кто из какого племени. Будто это определяет компетенции и право на власть.

Мало кто понимает, как устроен нынешний политический режим. Почти никто не знает, что такое туркменская тюрьма и пытки. Единицы оппозиционеров мыслят масштабно. Мешает и то, что за диаспорой присматривают туркменские силовики. Они выслеживают оппозиционеров, угрожают. Например, прошлой осенью в России пропал туркменский активист и критик туркменского режима Азат Исаков. Перед исчезновением он говорил, что ему угрожали туркменские силовики.

— Не опасаетесь ли вы за свою безопасность, собираясь участвовать в выборах?

— Опасно, неопасно — надо бороться. Иного выхода нет. Иначе Туркмения так и останется закрытой авторитарной страной. Я получаю постоянные угрозы и со стороны властей, и со стороны туркменских оппозиционеров за рубежом. Невозможно все время боятся. Надо действовать.

— Если представить, что вы выиграли выборы. С чего начнете свое президентство?

— Обращусь к соотечественникам по всему миру и призову их вернуться на родину. Без людей, человеческого потенциала изменения невозможны. Обращусь и к русскоязычным соотечественникам, покинувшим Туркмению в разные годы.

Мы должны признать: то, что происходит в стране, да и на всем постсоветском пространстве — это поведение не народа, а зарвавшихся руководителей. Многие из них навязывают русофобию людям, чтобы отвлечь от внутренних проблем. Внутри стран, и Туркмения не исключение, царят кумовство и коррупция. Для оправдания этого нужен внешний враг и им объявляется Россия. Но забывают о том, что большинство населения получили образование при советской власти. Причем тогда же появилась возможность обучаться не только на русском, но и на туркменском языке.

Модно вслух ругать Москву, и мало кто помнит, что заводы, фабрики, дороги в Туркмении — вся инфраструктура построена при содействии русских. Это не реверансы в адрес России. Я много лет работал на руководящих должностях и видел отчеты, цифры, что тогда строили и создавали. И вижу, что сейчас — почти ничего. Есть с чем сравнивать.

В Туркмении надо проводить кардинальные реформы. А передача власти по наследству — это как из одного колхоза превратить страну в другой колхоз. Зачем?