Как украсть миллионы

Международная Обсерватория Alerte Héritage (Париж — Лозанна — Монреаль) провела в Париже брифинг «Узбекистан: от нового национального романа к коммерциализации культурного наследия», который прошел в рамках встреч Обсерватории постсоветских стран Национального института восточных языков и цивилизаций (INALCO, Париж). «Фергана» поговорила с участниками брифинга, искусствоведами и независимыми исследователями — Светланой Горшениной (доктор истории, Швейцария), Борисом Чуховичем (Монреальский университет, Канада; президент Обсерватории Alerte Héritage) и культурологом Алексеем Улько об основных проблемах, которые были затронуты в Париже.

— Буквально за день до парижского брифинга в Ташкенте закончил свою работу медиафорум «Культурное наследие Узбекистана в собраниях мира», а на следующий день там же Фонд развития культуры и искусства при Министерстве культуры Республики Узбекистан провел свой круглый стол на тему «Сохранение материального и нематериального культурного наследия». Для стороннего наблюдателя все эти три события говорят о пристальном внимании к культурному наследию страны со стороны международной ассоциации и государственных или пара-государственных структур. Должно ли это также означать, что на всех трех площадках речь шла об одном и том же и в одном и том же ключе?

Светлана Горшенина: Скорее нет, чем да. Конечно, во всех трех случаях речь шла о культурном наследии Узбекистана, но взгляды на проблемы культурного наследия были отличны, как и предложенные подходы к их разрешению. Название медиафорума «Культурное наследие Узбекистана в собраниях мира» ясно говорит о том, что в центре внимания его организаторов, поддерживаемых государственными структурами, находятся узбекистанские коллекции в зарубежных музеях (Нукусский музей и Ташкентский музей искусств составляют пока исключение из правила). Публикация роскошных альбомов преследует цель показать широкой публике коллекции зарубежных музеев, которые прекрасно там сохраняются и находятся вне какой-либо опасности. Тревожные и очень осторожные нотки в потоке декларативных общих фраз прозвучали лишь на последней сессии первого дня медиафорума, посвященной выработке «стратегической концепции культурного наследия Самарканда». Судя по публикациям, тема реставрации, уничтожающей памятники, была продолжена в выступлении Мавлюды Юсуповой в рамках круглого стола Фонда развития культуры и искусства.

Что касается международной ассоциации Alerte Héritage — то это негосударственная структура, которая, в отличие от Фонда развития культуры и искусства, не обладает ни законодательной, ни исполнительной государственной властью, и, в отличие от медиапроекта, не поддерживается напрямую президентским аппаратом. Обсерватория Alerte Héritage — независимый и исключительно наблюдательный орган, главной целью которого является информирование о проблемах, возникающих с культурным наследием Средней Азии и прилегающих стран, и их критический анализ.

Будучи созданной в 2016 году, Обсерватория Alerte Héritage работала параллельно по трем направлениям, определенным как три взаимосвязанные программы, — программы «Савицкий», «Ахмедов» и «Бетгер». На парижской презентации мы постарались представить результаты нашей работы за истекший год по этим трем программам и обрисовать дальнейшие перспективы нашей деятельности.

— И каковы результаты этой работы?

Светлана Горшенина: В этом году главный акцент был поставлен на программе «Савицкий: открытые музеи без коррупции». В ответ на тревожную ситуацию, сложившуюся в Нукусском музее, по поводу которого не прекращают высказывать опасения о сохранности его коллекций, Alerte Héritage создала электронный каталог музея, доступный всем пользователям интернета. Безусловно, этот каталог далеко не полный — он объединяет лишь 900 произведений из почти 100 тысяч, хранящихся в музее. Но мы и не преследовали цель исчерпывающе показать все собрание Нукусского музея. С одной стороны, мы попытались создать механизм защиты самых важных картин из Нукуса: любое произведение, которое попало в виртуальную мировую базу данных, уже никогда не сможет быть продано на мировых аукционах под прикрытием ложного провенанса. С другой стороны, мы хотели показать, что подобная работа вполне реализуема даже минимальными силами. И, наконец, мы надеемся, что благодаря этому каталогу коллекция музея станет еще более широко известна во всем мире. Вместе с тем мы понимаем, что этот каталог надо продолжать пополнять и что сделать это могут только музейные сотрудники, имеющие прямой доступ к фондам. Именно поэтому мы официально предложили Министерству культуры и Нукусскому музею поделиться с ними созданным нами каталогом. Но, к сожалению, до сих пор мы не получили внятного ответа.

— А как обстоят дела с расследованием кражи картин из коллекции Ферганского музея?

Борис Чухович: Эта часть нашей деятельности вызвала особенный интерес у собравшихся на нашем заседании. Действительно, циркулировавшие слухи о систематической замене музейных картин подделками и последующем трафике оригиналов на западный рынок будоражили и будоражат многих. Они усиливались публикацией изображений некоторых оригиналов и копий работ из коллекции ГМИ Узбекистана, якобы изъятых силовиками у Юрия Савинкова, сотрудника Службы национальной безопасности. Часть этих случаев нам даже пришлось разоблачать. Так, при помощи давних репродукций «Купальщицы» Андрея Беллоли из коллекции Ташкентского музея искусств удалось убедить обеспокоенных граждан в том, что проданный аукционом Sotheby's вариант картины значительно отличался от ташкентского и был, скорее всего, пробным авторским эскизом, сделанным живописцем перед написанием работы. Также пришлось убеждать узбекистанцев, что проданный в начале 2018 года на московском аукционе «Мальчик-водоноша» Усто Мумина не происходил из коллекции музея в Нукусе, как предполагали многие. Этим вопросом задавалась даже бывшая директриса музея, в общении с которой, к слову сказать, мы так и не смогли уяснить, сколько графических вариантов «Мальчика-водоноши» хранилось в коллекции музея. Так в очередной раз обнаружились опасности, грозящие коллекции без исчерпывающего и прозрачного электронного каталога. В этом контексте доказательство реальной кражи живописи Волкова из Ферганского музея, конечно, было прорывным, т. к. оно свидетельствовало о том, что слухи о налаженной в институциях Министерства культуры преступной подмене музейных оригиналов подделками вовсе не являлись мифом. Демонстрация деталей оригинала и подделки вызвала бурную реакцию в зале: действительно, парижанам сложно поверить в существование циничного способа кражи музейной работы, сопряженного с оболваниванием собственной публики.

Борис Чухович, Светлана Горшенина и Алексей Улько

— И что вы в этой связи собираетесь делать?

Борис Чухович: Этот вопрос прорабатывается, но, конечно, идеальным завершением этой истории было бы возвращение украденных работ в Узбекистан. Это может осуществиться либо посредством неоглашенной «явки с повинной» (почувствовав опасность, преступники могут втихую провернуть обратную операцию по возвращению похищенного оригинала в музей), либо легальным способом. С другой стороны, мы нередко слышим по этому поводу скептические голоса: дескать, зачем возвращать шедевры туда, где они подвергаются наибольшему риску? Здесь есть о чем подумать. В частности, возвращение работ должно, конечно, сопровождаться вскрытием всей цепочки, осуществившей столь дерзкий и сложный преступный план.

— Затрагивали ли вы в Париже вопрос о памятниках архитектуры, которые вследствие неуклюжей реставрации фактически выстраиваются заново?

Борис Чухович: Да, мы много об этом говорили. Чем-то этот случай похож на подмену Волкова в Ферганском музее. И здесь, и там публику держат за идиотов, подсовывая ей грубые подделки вместо исторического оригинала. Французам эти проблемы тоже знакомы. Между прочим, бездумная реновация памятников, проводимая под предлогом привлечения иностранных туристов, наглядно показывает, что республиканские власти интересуют только самые неграмотные и невзыскательные туристы: образованная публика, конечно, знает цену тем «средневековым шедеврам», которые им предлагают посетить.

— Обсерватория Alerte Héritage пригласила на свое ежегодное заседание Алексея Улько, узбекистанского художественного критика. Ваш доклад, Алексей, был посвящен текущей реконструкции и модернизации Самарканда. Могли бы вы в двух словах охарактеризовать то, что там происходит?

Алексей Улько: Давайте для начала называть вещи своими именами. То, что происходит сейчас в Самарканде, — это варварское, грубое, некомпетентное и злонамеренное разрушение живой ткани города, сложившейся за многие десятилетия и столетия. Оно началось не сейчас, но с притоком олигархического капитала извне и выводом из тени капитала местного этот процесс приобрел особый размах и наглость. Происходит уничтожение не только отдельных памятников архитектуры и домов, но целых кварталов и районов в исторической части города, чтобы высвободить место для уродливых и диких построек, на которые просто стыдно смотреть.

— Почему застройщики взялись за уничтожение именно «русского Самарканда»?

Алексей Улько: Не только «русского». Просто сейчас у них впервые за много лет возникла возможность захватывать землю в центре города, где как раз и находится историческая среда колониального и раннего советского периода. Вспомните массовые сносы жилых кварталов по улице Пенджикентской или в квартале Багимайдан — это не «русский Самарканд». А вот улица Мирзо Улугбека (бывшая Карла Маркса) была перестроена почти десять лет назад — примерно тогда же, когда вырубили парк. А планируемые сносы в махалле Намазгох — это снова не колониальная часть города.

Нужно иметь в виду несколько факторов, влияющих на эти процессы. С одной стороны, махалли представляют собой более тесную сеть родственных и соседских связей — в этом смысле районы традиционного проживания русскоязычного населения со старушками и отдельными дворами более уязвимы. С другой стороны, старогородское таджикское и узбекское население в целом более лояльно к властям, тогда как многие русскоязычные жители города воспринимают действия властей и застройщиков как противоправные и пытаются им противодействовать. И, наконец, колониальная городская среда воспринимается, по крайней мере, образованным населением, как часть исторического культурного наследия, а вот махалли — увы, нет.

— И все же странно, что это происходит как раз в то время, когда отношения между Узбекистаном и Россией стали налаживаться.

Алексей Улько: На этот счет не надо питать никаких иллюзий. Во-первых, во всех этих масштабных сносах и стройках по всей стране самым активным образом участвует российский олигархический капитал, спрятанный в сложные «матрешечные» системы, — это уже ни для кого не секрет. Во-вторых, я бы порекомендовал поменьше напирать на «русскость» центральной части Самарканда — этим вы не завоюете поддержки и симпатии таджикского и узбекского населения города. В строительстве этой части города были задействованы все, от немецких архитекторов и купцов из числа бухарских евреев до местных мастеров и рабочих-переселенцев.

— Почему мы должны сохранить колониальный Самарканд?

Алексей Улько: Эта архитектура, эта городская среда — совершенно уникальная для истории нашего государства и региона в целом. На входе в этот период мы видим Самарканд как провинциальный и находящийся в упадке город Бухарского эмирата, на выходе — многокультурную и интересную первую столицу Узбекистана. Здесь жили и работали не только колониальные чиновники, но и художники, писатели, лингвисты, ученые, общественные деятели и политики: не только Василий Верещагин, но и Махмуд Бехбуди, Абдурауф Фитрат и Евгений Поливанов, Абрам Калонтаров и Алексей Мирошниченко, Владимир Наливкин и Садриддин Айни, Ибрагим Муминов, Хамид Алимджан и многие другие выдающиеся личности. В этой среде жили простые люди со своими сложными и драматичными биографиями, память о которых безвозвратно уничтожается прямо у нас на глазах. Уничтожается реальная, а не мифическая, настоящая история зарождения государственности Узбекистана, его сложной и многогранной культуры, уничтожается живая пока еще память. Через несколько лет все это будет застроено безвкусными и уродливыми зданиями из алюкобонда с бесконечным китайским ширпотребом внутри и снаружи, и о Самарканде можно будет забыть.

— Что нужно сделать, чтобы спасти то, что еще не подверглось разрушению?

Алексей Улько: Взывать к совести этих людей бесполезно. Жадность, презрение к законности и полное отсутствие понимания того, что такое культура, — это отличительные черты тех, кто принимает и исполняет все эти решения. Они снесут и заново отстроят из пластика Регистан, если увидят в этом выгоду. Остается надеяться на то, что именно государство всерьез возьмет на себя обязательство о сохранении своей культуры, будет прислушиваться к рекомендациям экспертов и международных культурных организаций, к голосу общественности, которая до предела возмущена происходящим, и наконец-то озаботится созданием эффективной системы мониторинга памятников культуры и привлечения к ответственности тех, кто ее уничтожает.

Но, если честно, надежды на это очень мало.

— Говорили ли вы в Париже о планах на будущее?

Светлана Горшенина: В следующем году наряду с продолжением нашей работы по составлению маппинга и электронных каталогов музеев Узбекистана, наблюдением за мировыми аукционами и состоянием архитектурных памятников мы собираемся уделить большее внимание программе «Бетгер: архивы без границ», сосредоточившись на создании баз данных исторических фотографий Средней Азии и архива Галины Анатольевны Пугаченковой.

— Как отреагировало на брифинг Alerte Héritage правительство Узбекистана? Если реакции нет, то ждете ли вы ее — и какой?

Светлана Горшенина, Борис Чухович: Власти Узбекистана, в частности Министерство культуры, судя по всему, внимательно следят за нашими публикациями. Были у нас и личные встречи с представителями решающих инстанций Узбекистана, в частности, по поводу созданного нами каталога Нукусского музея, которым мы предложили поделиться с музеем, чтобы сами сотрудники могли продолжать его комплектование, используя созданную нами информационную базу. Об этом шла речь как с замминистра культуры Камолой Акиловой, так и с директрисой Гульбахар Изентаевой. К сожалению, пока дальше разговоров о сотрудничестве дело не продвинулось. Поэтому мы ждем реакцию не на брифинг, а на все те вопросы, критику и конструктивные предложения, которые от нас исходили на протяжении этих двух лет. Прошедший брифинг в Париже — это не только информирование заинтересованных кругов «мировой общественности» о проблемах культурного наследия Узбекистана, но и один из способов «достучаться» до властей Узбекистана.