«Черный беркут» для Аскарова

На днях киргизский правозащитник, этнический узбек Азимжан Аскаров, отбывающий пожизненное заключение, был переведен из СИЗО в специализированную колонию для лиц, приговоренных к данному виду наказания. Теоретически это считается облегчением режима, но так ли обстоит дело на практике? Правозащитника уже посетила на новом месте ведущий специалист Института омбудсмена Кыргызстана Айзада Исмаилова. В ближайшее время свидание обещают и жене осужденного Хадиче Аскаровой. Тем временем стало известно, что на дом Аскарова наложили арест.

Приговор Аскарову был вынесен в 2010 году, но в первые пять лет в Киргизии в принципе не существовало колонии для пожизненно осужденных. В 2015 году в 50 километрах от Бишкека построили колонию № 19, куда постепенно начали переводить «пожизненников», до этого отбывавших сроки в камерном режиме в следственных изоляторах и колониях строгого режима. Но дело Аскарова долго слушалось в судах, то есть правозащитник сохранял статус подследственного. В январе 2017 года Чуйский областной суд оставил приговор в силе, и Аскаров, утратив веру в правосудие, отказался оспаривать его в Верховном суде. Но в последнее время он начал задумываться о том, чтобы все же подать туда апелляцию.

И вот теперь, через два года после вердикта Чуйского областного суда, в Государственной службе исполнения наказаний (ГСИН) наконец приняли решение о переводе Аскарова в колонию. Пресс-секретарь ГСИН Элеонора Сабатарова заявила, что этот шаг объясняется просто — по закону перевод давно уже должен был состояться. Кроме того, 1 января вступил в силу новый Уголовно-исполнительный кодекс, в котором содержатся жесткие требования к правильному режиму содержания. Сабатарова также отметила, что в ГСИН затягивали решение, потому что ждали обращения заключенного в Верховный суд и учитывали его преклонный возраст.

Азимжан Аскаров. Фото с сайта Azattyk.org

При возведении колонии №19 киргизские специалисты опирались на опыт казахстанской колонии «Черный беркут», которая, в свою очередь, обустроена по примеру знаменитой российской колонии «Белый лебедь». Главная идея всех этих учреждений — обеспечить полную невозможность побега особо опасного спецконтингента. Но теоретически даже такая колония — это «лучше», чем камера в не предназначенном для этого учреждении. Камеры в СИЗО находятся в подвальных помещениях, они тесны, вместо окон — небольшие проемы с решетками из толстой арматуры. Полы и стены сделаны из бетона. В колонии заключенных ожидают кирпичные стены, деревянные полы, большие окна.

Каждая камера в колонии №19 рассчитана на четырех человек, но при необходимости заключенных могут селить и по трое, и по двое, и в одиночку. Заключенные носят спецодежду с буквами «ПЛС» на спине — «пожизненное лишение свободы». Пища принимается в камере, ее подают через специальные окошки. Выход из камеры возможен только в наручниках, каждого осужденного сопровождают двое сотрудников. Прогулки длительностью полтора часа в день осуществляются в бетонном дворике. Заключенным положены три длинных и три коротких свидания с близкими в год. При коротких свиданиях переговоры осуществляются по телефону через перегородку. На время длительных свиданий заключенных с родными селят в комнаты специального «гостевого дома».

Перед тем как пойти работать в колонию №19, сотрудники ГСИН проходят специальный курс обучения. Но все равно два-три человека из десяти отказываются от работы в первый месяц. Взаимодействие со спецконтингентом психологически очень тяжело. А один из охраняющих колонию солдат-срочников летом 2018 года застрелился. В ГСИН заявили, что это связано именно с направлением неподготовленного юноши на столь тяжелую службу.

Журналисту издания Sputnik в 2017 году удалось взять мини-интервью у заключенного-«ветерана», который отбывает срок уже свыше 20 лет (более «старых» заключенных в Киргизии нет, до 1996 года вместо пожизненного наказания в стране существовала смертная казнь). Мужчина засвидетельствовал, что в целом условия его существования за последние годы улучшились. «По лицам скучаю очень. А так все нормально, камера и камера. По сравнению с тем, что было в 1997-м, все хорошо. Тогда ведь вообще не кормили: капуста была на завтрак, обед и ужин», — заявил он.

Вот в таком месте оказался Азимжан Аскаров — 68-летний правозащитник, журналист, художник, который, по мнению коллег (в том числе из Комитета ООН по правам человека), оказался за решеткой по сфабрикованным обвинениям. Предполагается, что силовики решили отомстить Аскарову за излишнее внимание к нарушениям прав человека в местах лишения свободы. Поэтому после межэтнических столкновений на юге Киргизии в 2010 году его обвинили в организации массовых беспорядков и соучастии в убийстве милиционера. Власти Киргизии уже много лет не реагируют на призывы изменить решение по этому делу.

По словам представителя Института омбудсмена Айзады Исмаиловой, ее пустили на встречу с Аскаровым без проблем. Заключенный заявил, что у него практически нет претензий к администрации колонии №19. Единственное, что не понравилось правозащитнику, — запрет на использование электроприборов в камерах. Из-за этого он не может готовить в камере пищу. В ответ на вопрос о состоянии здоровья Аскаров улыбнулся и заявил: «Какое может быть здоровье здесь и в моем возрасте?»

Хадича Аскарова тоже прибыла в колонию сразу, как узнала о переводе. Но увидеть Азимжана лично ей не удалось. Жене заключенного пояснили, что первые десять дней он будет содержаться в карантинном отделении. Лишь потом, после 21 марта, свидание станет возможным. В ожидании встречи Хадича беспокоится о здоровье мужа.

Хадича Аскарова с автопортретом мужа. Фото Георгия Михайлова, 2011 год

«В СИЗО, хоть в камере было сыро, у него была возможность лично готовить еду в соответствии с состоянием здоровья. Я тоже передавала ему горячее, овощи и фрукты, чтобы поддержать его здоровье. Например, он не может есть картошку и хлеб на дрожжах», — рассказала она «Фергане». Жена правозащитника посетовала, что в колонии ей будет сложнее навещать мужа, чем в СИЗО Бишкека. Транспорт до учреждения не ходит. Можно доехать только до центра села Жаны-Жер, а затем семь километров идти пешком или брать такси. По словам Хадичи, ей и раньше было сложно доезжать до бишкекского СИЗО с юга страны, а теперь ситуация усугубилась.

Хадича Аскарова добавила, что недавно получила еще одно неприятное известие — в Госрегистре ей сообщили, что их с мужем дом снова арестовали. Это связано с тем, что родственники милиционера, убитого в 2010 году во время беспорядков, настаивают на выплате компенсации морального вреда. На основании решения Джалал-Абадского областного суда от февраля 2012 года Аскаров должен выплатить матери погибшего милиционера 50 тысяч сомов ($714), а жене — 125 тысяч сомов ($1,8 тыс.).

В первом приговоре дом Аскарова предписывалось вообще конфисковать. Но в 2016 году адвокатам удалось добиться исключения этого пункта, указав, что по закону нельзя конфисковать помещение, которое является единственным жильем. Адвокат Валерьян Вахитов заявил, что нынешнее решение об аресте также незаконно. Во-первых, арестовывать единственное жилье тоже нельзя. Во-вторых, нарушен срок исковой давности, составляющий три года. И наконец, стоимость дома гораздо больше, чем сумма иска, то есть нарушен принцип соразмерности. По словам Вахитова, он будет добиваться отмены ареста.