Смешать, но не взбалтывать

С 2000 года китайские власти проводят уникальный и малоизвестный за пределами страны образовательный эксперимент — отличников начальных классов средней школы из Синьцзян-Уйгурского автономного района переводят в специальные интернаты в глубинных районах Китая с усиленной программой обучения. По идее, эта программа должна способствовать социальной мобильности и разрушать барьеры между различными этническими группами СУАР. Но как она работает на практике? Как архитектура, планы занятий и даже любовь побеждают раздробленность региона? Почему вместо уйгурской, казахской и прочих идентичностей выстраивается новая, синьцзянская? И не мешает ли этому «дедовщина» со стороны уйгуров — самой влиятельной группы в интернатах? Об этом рассказывается в новом исследовании китайского ученого Юань Чжэньцзе (Yuan Zhenjie), несколько лет наблюдавшего за повседневной жизнью школьников. Работа The Daily Politics of Inter-ethnic Mingling in the Xinjiangban была опубликована в научном журнале Asian Studies Review.

Лаборатория по перемешиванию народов

Для китайских властей серия терактов в 2009-2014 годах стала сигналом не только к ужесточению полицейских мер и перевоспитанию «экстремистов» (о чем «Фергана» уже писала), но и к решению острой проблемы недоверия и конфликта между двумя главными группами населения СУАР (уйгурами и ханьцами). И уйгурами проблема не ограничиваются — скрытые и явные конфликты между основными этническими группами страны (в Китае официально 56 народностей, включая ханьцев, к этническим меньшинствам принадлежит около 120 миллионов человек. — Прим. «Ферганы») остаются головной болью властей в условиях достаточно сложно идущей в Китае экономической модернизации.

Одним из решений этих проблем стала программа Синьцзянбань. Если большинство ресурсов китайские власти вкладывают в образовательные учреждения самого СУАР, в данном случае ставка была сделана на создание «образовательных анклавов» в богатых городах Южного и Центрального Китая, где открылись школы-интернаты. Образцом для программы стал запущенный еще в 1985 году Сицзанбань: школы для одаренных детей из Тибета в центре Китая (Тибет по-китайски — Сицзань. — Прим. «Ферганы»), создавшие для Компартии Китая (КПК) резерв лояльных кадров высокой квалификации. Однако, в отличие от Сицзанбаня, новая программа затрагивает все этнические группы СУАР, а не только какое-либо одно меньшинство. Принимают в Синьцзянбань только отличников, и документы туда может подать любой школьник, имеющий вид на жительство в регионе.

При этом Министерство образования требует принимать в интернаты 80% представителей нацменьшинств из бедных семей крестьян и скотоводов, да еще и в соответствии с численностью той или иной группы в населении СУАР. В результате уйгуры (46% населения региона и 75% от всех неханьцев) составляют большинство поступающих, но, помимо них, в интернаты попадают казахи, монголы, киргизы, таджики и хуэй. Наконец, квота в 10% предусмотрена и для ханьцев из бедных семей — и за эти места разворачивается бешеная борьба. Китайцы СУАР видят в Синьцзянбане путь к поступлению в престижные университеты и возможность вырваться из страдающего от конфликтов региона. В результате такой «пестроты» школы-интернаты действительно стали уникальной лабораторией по общению и перемешиванию различных групп.

Юань Чжэньцзе. Фото с сайта Researchgate.net

Юань Чжэньцзе, автор исследования, сам закончил Синьцзянбань, проучившись там два года. Он принадлежал к небольшой группе китайцев из того же района, где размещалась школа-интернат, и получил то же образование, что и выходцы из СУАР (по принципу «учиться вместе, жить отдельно»). В 2012 году, уже став социологом, Юань Чжэньцзе устроился в другой Синьцзянбань в качестве педагога-консультанта, что позволило ему наладить контакт как с учителями-китайцами, так и с учениками из числа нацменьшинств. Для последних молодой ученый казался близким к ним сюэчжаном (старшим товарищем), а не лаоши (учителем), что повышало уровень доверия и делало возможным непринужденное общение. Всего исследователь проработал в школе с 2012 по 2016 год, вел включенное наблюдение (как в классах, так и в общежитии) и собрал десятки интервью с ханьцами, уйгурами, хуэй, монголами, казахами, киргизами, русскими(!) и другими учениками 16 национальностей, представленных в школе.

«Мы все — синьцзянцы»

Программа по расширению межэтнических контактов реализуется уже на уровне пространства интерната: все общежития — этнически смешанные, чтобы ни одна из групп не могла изолироваться. Столовая (с халяльной едой) также одна на всех. Более того, при рассадке в классах руководство школы также специально «перемешивает» учеников. Такая реальность оказывается достаточно шокирующей для поступивших в интернат — в СУАР они, как правило, живут в небольших закрытых общинах. По словам Мамата (уйгура), «я вырос в уезде Шаче [Яркенд] и никогда не встречал представителей других народов. У нас говорят, что казахи дурно пахнут, а монголы — грубые и жестокие и ничего не знают о личной гигиене. Но, попав в Синьцзянбань, я понял, что все совсем не так».

Межэтнические контакты затрагивают не только совместную учебу, футбол, объединения в команды в онлайн-играх, но и романтические отношения. Ученый познакомился с уйгуром Абу, который влюбился в девушку Ма (принадлежащую к народности хуэй). «Я влюбился в Ма с первого взгляда. Она ответила мне взаимностью. Но мы долго обсуждали, можем ли мы выстраивать отношения. Моя мать достаточно консервативна в вопросах брака и уверена, что уйгур может жениться только на уйгурке. Однако мы с моей девушкой все же решили продолжать отношения. Национальность не должна быть преградой». Любопытно, что правила школы-интерната запрещают любовные связи между учащимися. Однако многие учителя предпочитают эти запреты игнорировать, понимая, насколько романтические отношения способствуют главной цели Синьцзянбаня — размыванию межэтнических барьеров. В итоге на одном из педсоветов, где присутствовал исследователь, было решено смотреть на романы учеников сквозь пальцы — пока они остаются платоническими (сексуальные отношения остаются под запретом).

Все эти контакты приносят свои плоды. Ученый отмечает, что в ходе обучения у молодых людей возникает новая идентичность, основанная уже не на религии или принадлежности к тому или иному народу, а на чувстве места. Как сказала Адила, «если бы я не попала в Синьцзянбань, то всегда считала бы себя только уйгуркой и хотанкой. Теперь у меня друзья со всего Синьцзяна. Мы все покинули наши дома в Синьцзяне и проехали тысячу километров, чтобы попасть в эту школу. Мы играем друг с другом независимо от этнического происхождения. Для местных жителей и учеников мы все синьцзянцы». Парадоксальным образом разлучение с СУАР в физическом пространстве укрепило аффективные, эмоциональные связи между школьниками и их малой родиной, фактически создало у них новую коллективную идентичность — синьцзянцев (синьцзян рень).

Конечно, автор исследования признает, что интернационализм в школе вполне может быть и показным, имитационным (ученики играют в заданные начальством игры, но остаются при своих чувствах). Но, как он понял из общения с информантами, круглосуточное общение людей из разных мест приносит ощутимые плоды. Вот один из его диалогов со школьником-ханьцем из СУАР:

— По моему опыту в Синьцзянбане мы все одна семья, независимо от происхождения.

Ученый:

— А откуда вы знаете, что межэтническое общение искреннее?

— Знаете, есть такая китайская поговорка: луяо чжимали, жицзю цзяньжэньсинь (сила коня познается дальней дорогой, сердце человека — временем). Мы, школьники из Синьцзяна, проводим вместе почти 24 часа в сутки. Повседневная жизнь — лучшее средство проверить близость людей».

Уйгуры-«деды»

Впрочем, в школе-интернате не все обстоит идеально. Оказывается, важную роль в управлении Синьцзянбанем играет союз учащихся — добровольное объединение, разделенное на семь секций (учеба, спорт, здоровье, пропаганда, искусство, дисциплина и организация). Руководство поручило этим секциям следить за порядком и организацией школьной жизни, прежде всего в часы, когда учителя отсутствуют. Фактически студенческий союз стал выполнять функции «дедов» в Советской армии. А все ключевые должности в нем заняли уйгуры. Получилось так по причине недемократической процедуры выборов на должность руководителей секций: для кандидатов важнее личных качеств оказывается иметь хорошие отношения (гуаньси) с лидерами союза, стать «учеником» такого лидера, выбрав его в наставники, — и, как выяснилось, лидеры-уйгуры продвигают на свое место только уйгуров.

Помимо гуаньси, важную роль играет и другой фактор. Утверждает новых руководителей секций администрация школы, и она боится огорчить уйгуров. Как объяснял один из учителей, «по моему опыту, если я выберу ханьца, монгола или казаха президентом союза учащихся, уйгуры сразу подскочат со своих мест и скажут: “Эй! Мы, уйгуры, в большинстве. Как это так, что вы назначаете президентом не уйгура?”»

Подростки-уйгуры со взрослыми во время молитвы в Урумчи. Фото с сайта Rferl.org

Проблема на самом деле оказалась еще глубже: педагогический состав и администрация школы состояли почти исключительно из ханьцев и не имели большого опыта в работе со школьниками других национальностей. Си, одна из руководителей школы, рассказала исследователю, что использование уйгуров в качестве «компрадоров», делегирование им части полномочий по регулированию жизни в Синьцзянбане неизбежно. «Главное в сохранении стабильных межэтнических отношений в школе — чтобы уйгуры были счастливы. Если они будут недовольны, мы потеряем основу межэтнических контактов. Честно говоря, большинство из нас [учителей и администраторов] мало что знает про уйгурский язык и культуру. Выбор руководителей союза учащихся из числа уйгуров и наделение их властными полномочиями — это эффективный способ избежать недовольства и сопротивления школе».

И за свою роль посредников уйгуры получили немало привилегий, явных и неявных. Например, секция дисциплины, отвечающая за обязательное присутствие школьников на просмотре патриотических кинофильмов, смотрела сквозь пальцы на то, как уйгуры сбегали с сеансов. Гу, школьник, принадлежавший к народности сибо, рассказал ученому, что в распоряжении союза находятся ключи от многих потайных комнат, где они устраивают вечеринки, даже с алкоголем. На празднике с танцами, приуроченному к Курбан-байраму 2016 года, 13 из 15 мелодий в плейлисте были уйгурскими: казахи и монголы сидели в сторонке, наблюдая, как уйгуры исполняют свои национальные танцы. Учителя-ханьцы отлично представляют себе ситуацию, но не могут (или не хотят) ничего менять — сотрудничество с наиболее многочисленной этнической группой в школе для них слишком ценно. Другие учащиеся предпочитали не идти на открытый конфликт и выбирали стратегию пассивного сопротивления: во время праздников, где уйгуры занимали все время и место, они сидели со своими мобильными телефонами и играли в игры или вообще оставались в общежитиях.

Несмотря на подобные отрицательные явления, исследователь уверен, что Синьцзянбани предоставляют уникальный и, главное, мирный способ выстраивания бесконфликтного будущего СУАР, формируя среду, где школьники (будущие граждане) могут общаться, не теряя собственной этнической и религиозной идентичности. Конечно, жизнь в таких школах не избавлена от напряженности (между педагогами-ханьцами и школьниками, между уйгурами и остальными национальностями), но исправлять эти недостатки администрации школ вполне по силам.