Явление картофеля и баклажанов

Как узбекистанцы запомнили почти забытый историками голод 1933 года, кто пострадал и как коллективизация лишила картофель статуса «нечистой» еды, а заодно помогла дехканам полюбить помидоры и баклажаны – выяснила американо-узбекская группа историков. О собранном материале рассказывает новое исследование Марианны Кэмп (Marianne Kamp, Университет Индианы), опубликованное в журнале Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History.

Хотя из всех республик советской Центральной Азии от коллективизации и голода 1930-х годов больше всего пострадал Казахстан, свой трагический след эти события оставили и в Узбекистане. Изучение черных страниц истории только начинается – и важную роль здесь играет устная история: сбор и анализ воспоминаний живых участников событий. Группа историков (два американца, один узбекистанец) собрала 120 интервью с сельскими жителями семи областей страны. Опрашивали мужчин и женщин 1900-1925 годов рождения – они или их родители вступали в колхозы в начале тридцатых. Интервью продолжались от одного до трех часов и велись на узбекском или таджикском языках.

Вспоминали старики и о других трагических событиях – гражданской войне, раскулачивании и голоде во время Великой Отечественной. Но поскольку именно голоду 1930-х годов в Узбекистане не уделялось столько внимания, сколько в постперестроечной России, Украине и Казахстане, риск того, что опрошенные «дополняют» свою личную память эпизодами из журналов и телепередач, был весьма низок. В связи с этим ученые уверены, что, несмотря на хрупкость памяти и постоянное переписывание прошлого под влиянием настоящего (главное препятствие к пониманию исторической правды по воспоминаниям), им удалось получить достоверный материал.

Спрашивая о событиях тридцатых, историки использовали особое узбекское слово – очарчилик: голодное время, недород. Оно означает не просто голод, а резкое истощение запасов продовольствия из-за засухи, войны и тому подобных чрезвычайных обстоятельств (более точного эквивалента слова «голодомор» не нашлось). Ученые спрашивали стариков, что они тогда ели, как искали пропитание, страдали ли от болезней. Среди опрошенных насчитывались и дехкане-хлеборобы, сами обеспечивавшие себя продовольствием, и хлопкоробы, «покупавшие» еду за свой труд и деньги, и бывшие кулаки, и председатели колхозов, спасавшиеся от голода благодаря своему статусу…

Экономика голода

До 1929 года советская власть особенно не покушалась на организацию дехканских хозяйств Узбекистана, да и первые указы того года прямо не затрагивали республику. Но местная компартия охотно подхватила призыв из центра, пообещав за пятилетку перевести 60% производства узбекского хлопка в коллективные хозяйства. Партийные активисты начали строить колхозы еще до того, как партия определила приоритетный регион коллективизации – густонаселенную, производящую больше всего хлопка Ферганскую долину. К 1931 году поставленная задача была перевыполнена: в колхозы вошли 85% хозяйств.

Чем объясняются такие темпы? Большинство сельских жителей республики составляли дехкане, владевшие небольшими участками земли. Они продолжали жить на том же месте и не теряли возможности возделывать свои сады и фруктовые деревья, власти не разрывали их социальные связи. Да, теперь им пришлось работать на колхоз и получать сильно меньше денег – но образ жизни почти не изменился, пишут ученые. Для казахов и туркмен, напротив, коллективизация означала потерю скота и насильственный переход к оседлости, нередко полный разрыв «ткани» привычных общественных отношений. Похожая беда случилась с горцами Таджикистана: в 1925-1940 годах около 48 тысяч семейств принудили переселиться в речные долины и образовать там хлопковые колхозы, полностью зависимые от государства в плане жилья и продовольствия. В Узбекистане сильно пострадали от коллективизации баи (их отправили в ссылку на Кавказ и на Украину или переселили на необжитые земли в совхозы), но это, по некоторым подсчетам, лишь 5% от всей массы сельских жителей.

Полевая кухня в колхозном хозяйстве, Узбекистан. Фото Макса Пенсона, Maxpenson.com

Однако Узбекистан существовал не сам по себе – а в рамках общесоюзного хозяйства, и вскоре эхо от голода в Казахстане и на Украине докатилось и до него. Нельзя забывать, что посевы хлопка расширялись еще во времена Российской империи, а с ними росла и зависимость от ввоза зерна. Только с 1925 по 1928 год его импорт вырос с 253,000 до 549,000 тонн. Конечно, власти республики развивали и зерновое хозяйство, однако сажали злаки преимущественно на сухих почвах (все орошаемые земли занимал хлопок).

К сожалению, урожаи зерна в 1932-33 годах оказались на треть ниже, чем в предыдущие годы, из-за редких осадков. Тогда же из-за коллективизации и голода в других краях и республиках начались перебои с поставками: некоторые эшелоны с зерном, направленные в Узбекистана из России, разворачивали в пути и отправляли обратно. Узбекские партийные власти пугали Кремль: не будет хлеба – не будет хлопка. В итоге Москве пришлось аврально закупать зерно в Персии (май 1932 года). Но ситуация не показывала признаков улучшения, и в марте 1933 года Акмал Икрамов, первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана, шлет Сталину телеграмму с просьбой срочно прислать посевную пшеницу, а также сообщает о случаях голодной смерти.

Первые трупы

Предвестником голода стало появление беженцев-казахов. «В 1933 году… в наш колхоз пришло несколько казахов, им было нечего есть. Они прожили у нас пять-шесть месяцев, а потом вернулись домой» (Хуррам, Кашкадарьинская область). «Голод начался в Казахстане. Казахи пришли сюда, на наши улицы. Чем больше их появлялось, тем хуже становилось, и многие умерли» (А.К., Ташкентская область).

Вскоре беда пришла и в дома узбеков. 6 из 130 информантов вспомнили о том, что в 1933 году от голода или тифа умерли члены их семей даже в зерновых районах. «В нашей деревне было нечего есть, и нам пришлось собирать незрелые яблоки и абрикосы. Мой младший брат заболел и умер» (Нарзи, Кашкадарьинская область). «Еды не хватало, и за работу платили хлебом. Люди ели хлопковый жмых и умирали. Мой младший брат Пазиль умер» (Немат, зерновой колхоз, Бухарская область). Те, кто жил рядом с городом, видели, как увозили трупы погибших от голода: «Много народа шло на маслозавод, выкапывали жмых, ели, у них раздувались животы и они умирали. Десять человек грузили их на тележки и увозили куда-то хоронить. А мы, дети, глазели на это» (Шарофутдин, кишлак под Ферганой). Вместе с голодом приходят эпидемии. «Тогда много людей умерли от голода, а затем пришел тиф… Было очень плохо, не хватало мужчин хоронить тех, кто умер, и мертвецов на кладбище несли женщины» (Ахмад, Гиждуван, Бухарская область).

Примечательно, что информанты почти не винят в голоде советскую власть или организацию колхозов – скорее природу. «Очарчилик начался потому, что не было воды. Мы посадили пшеницу на лалмикоре [неорошаемых землях], и она засохла» (Хуррам, Кашкадарьинская область). Но кто-то видел и человеческие ошибки: «Колхоз не нашел воды для пшеничных полей, началась засуха, посевы засохли, и пшеница стала очень дорогой» (Абдурасул, Кашкадарьинская область). Похожие истории рассказывают в Хорезме и Ташкентской области.

Искусство выживания

Информанты много рассказывали о новой пище, которую им пришлось попробовать в голодный год: шпинат, другие травы, незрелые фрукты, тутовник, семечки дыни, маш, турнепс, кукурузный хлеб. Кто-то смешивал с мукой листья и пек из этой смеси хлеб. Кто-то даже собирал шелковичных червей с коконов. Однако до каннибализма и даже до поедания собак и лягушек, как в Украине и соседних районах РСФСР, в Узбекистане дело не дошло.

Настоящей революцией стало обращение к пище, которая раньше считалась «русской» и нечистой. «До 1933 года люди говорили “капуста – это русская еда” и не прикасались к ней. Люди боялись баклажанов и не ели их. Раньше ели только нон [тандырные лепешки], но во время голода появились бухонки [ржаной хлеб]… и кукурузный хлеб» (Ашурбой, Ташкентская область). Кукуруза считалась кормовой культурой, и ее употребление в пищу тоже получило распространение только во время голода.

Ученые подчеркивают, что голод 1933 года, а потом и война заставили Узбекистан пройти путь, который Европа прошла в XVIII-XIX веке, – привыкание к овощам Нового Света (картофель и томаты). Раньше узбеки упорно не употребляли в пищу «русскую» еду (несмотря на то что татары и немцы-меннониты выращивали картофель под Ташкентом и в Хивинском ханстве еще в XIX веке). В 1928 году картофелем было засеяно всего 2900 десятин (из 1,7 миллиона в республике). «Если солдат, из тех, кто сражался с басмачами, стучал в дверь и просил одолжить котелок, его спрашивали – что будешь варить? Если он отвечал “картошку”, ему кричали “Харам!” и швыряли котелок ему в лицо» (Якубджон, Вуадиль, Ферганская область).

Обед на хлопковом поле. Фото Макса Пенсона, Maxpenson.com

Но в 1930-е годы картофель постепенно вошел в обиход узбеков. Отчасти этому способствовал голод, отчасти – политика колхозов (овощ стали высаживать централизованно). Более того, когда картошку, капусту и помидоры начали выращивать сами узбеки, эти плоды перестали считаться «харамом». «В 1937 году в нашем кишлаке впервые посадили картофель. Думаю, его прислали власти. Потом появились помидоры, но никто их не ел… Потом – баклажаны. Для посадки их выделили специального бригадира» (Бобо, Маргилан, Ферганская область). Наконец, у многих узбеков привычка есть картофель появилась во время службы в армии в годы Великой Отечественной войны. С помидорами произошла такая же история: сначала выкидывали как «нечистую» еду, потом, в годы голода и коллективизации, постепенно привыкли. «Даже когда они появились [в колхозе], люди их не ели и считали “харамом”. Скармливали помидоры коровам. Но потом распробовали и полюбили» (Юлчивой, Наманганская область).

Воспоминания стариков подтолкнули ученых к неожиданным выводам: да, в Узбекистане люди страдали от голода и коллективизации 1930-х – но несравнимо меньше, чем в Казахстане. Вместе с тем именно колхозы сделали новые овощи и фрукты частью повседневного рациона узбекистанцев. И произошло это не только из-за нужды, как с дешевым хорошо хранящимся картофелем, но и потому, что помидоры, баклажаны и клубника пришлись по душе дехканам.