Остается только мечтать

Страны Центральной Азии, особенно южные, нередко определяются как геронтократические общества – там старшие определяют, как жить молодым, принимают за них ключевые решения (особенно в вопросах образования и выбора мужа, а часто и жены). Но эти принципы неизбежно вступают в конфликт со стремлениями и надеждами молодых, почерпнутыми из фильмов, сериалов, и вообще современной реальности – желанием карьеры, богатства, самореализации, свободы, наконец. К чему приводит конфликт, кто в нем сдается, и кто побеждает – выяснила известный британский антрополог Коллет Харрис, много лет работавшая в Таджикистане и северной Индии – и обнаружившая, несмотря на различия в религии и истории, поразительное сходство двух регионов.

В Хатлоне и Душанбе Харрис вела исследования в 1994-2003 годах, в штате Уттар-Прадеш и в Дели – в 2011 году. Ее работа (The capacity to aspire: young persons and gender–age relations in southern Tajikistan and North India) только что вышла в научном журнале Central Asian Survey.

Мечты и реальность

Сама мысль о том, чтобы ставить жизненные планы и добиваться успеха, не так очевидна, как кажется на первый взгляд. Ее появление связано, по мнению Харрис, с пришествием колонизаторов – англичан в Индии и России/СССР в Центральной Азии. Раньше молодежь могла или мечтать о прекрасной жизни (орзу-хавас, как говорят в Узбекистане), или идти по накатанной траектории, встраиваться в традиционный общественный порядок. Дерзать, добиваться – этот взгляд на жизнь требует самостоятельности, индивидуализма, понимания личной программы достижений, не обязательно соответствующей ожиданиям семьи. Свобода, уверена исследовательница, тесно связана с высшим образованием (открывающим новые смыслы в жизни) и финансовой независимостью – далеко не все молодые рискнут конфликтовать с родителями в вопросах брака.

Откуда вообще берутся конфликты? От той самой геронтократии, конфликта интересов между старыми и молодыми. В обществе от женщин требуется быть женственной, целомудренной, заниматься домом, от мужчины – быть сильным, зарабатывать на нужды семьи и управлять ею. Однако с возрастом требования к женщинам снижаются, а полномочия растут – так, что фактически структура власти в таджикистанском обществе выглядит как пирамида: наверху глава семьи, ниже его мать, потом сыновья главы семьи, и в самом низу жена и ее дочери. Ситуация усугубляется еще и патрилокальностью: от сыновей ожидают, что они будут жить со своими женами с родительском доме (или недалеко) под контролем старших.

Молодежь в Таджикистане. Фото с сайта Worldbank.org

Поразительно, что Таджикистан и индуистские регионы Индии в этом отношении практически близнецы. Несмотря на огромный разрыв в численности населения и благосостоянии. Одна из причин этого – давление колонизаторов. Семья в СССР справедливо считалась оплотом традиций и сопротивления модернизации, и советская власть приложила немало усилий к тому, чтобы вывести молодежь из-под влияния старших – школы и университеты, снятие паранджи, борьба с договорными свадьбами, пропаганда брака по любви.

Однако наступление нового порядка на все сферы жизни (от экономики до религии) заставило таджиков «держать оборону» и сопротивляться нововведениям в семейной жизни. В Индии англичане хотя и не действовали так жестко, как большевики, но все же пытались привести местную жизнь в соответствие с западными нормами – запрет ранних браков, самосожжения вдов и прочее. И, как и в Таджикистане, семейные ценности выступали символом традиции и оплотом сопротивления иноземцам.

В итоге формальный возраст совершеннолетия, получение паспорта никого не волнует – родители свято убеждены в праве контролировать своих детей если не до самой смерти, то до тех пор, пока те прочно не стали на ноги и не начали «правильно» жить, отмечает Харрис. Даже в менее традиционных семьях родители могут не вмешиваться в повседневную жизнь, но сохраняют управление над главными жизненными решениями своих дочерей и сыновей (последние чувствуют себя лишь ненамного свободнее).

Пределы свободы: Хатлон. Уттар-Прадеш, Душанбе

Сайот, деревня в Хатлонской области. Мехри и Фируза, две 16-летние девушки, почти неграмотные (из-за бегства семьи в Афганистан в годы гражданской войны). На вопрос об их будущем девушки просто пожимают плечами. Родители выберут им мужей, они переедут к ним в дом, будут слушаться свекровей. На слова Харрис о том, что Коран дает мусульманам право выбирать себе супругов, Мехри и Фируза отвечают: «Рады это слышать, но это ничего не меняет. У нас нет выбора». Без образования они не могут претендовать на оплачиваемую работу. Также они не могут надеяться на то, что братья позволят им остаться в доме после смерти родителей.

Да, у братьев ненамного больше свободы – они должны зарабатывать деньги и поэтому поедут в Россию заниматься низкооплачиваемым трудом, скопят на калым, вернутся, отдадут деньги, кому скажут родители, оставят с ними же жену и снова поедут в Россию. Ни мыслей, ни возможностей самостоятельно принимать жизненные решения у них нет, пишет Харрис, – только мечты. Их матери жалеют о своей молодости, когда их выдали замуж, и мечтают, какой была бы жизнь с юношами, которых они любили, – но о том, чтобы их дочери выбирали мужей, не может быть и речи.

Студенты в Уттар-Прадеше. Фото с сайта Educationtimes.com

В Уттар-Прадеше молодые люди даже из не самых бедных семей мягко уводятся от выбора будущего. Факультет и программу университета обычно выбирают родители, думая о зарплате и престиже, а не о склонностях ребенка. В отличие от Хатлона, девушки много читают, смотрят кино и телевизор, у многих высшее образование – но они спокойно реагируют на то, что мужей им выбирают родители. Потому что это удобно: тебе дают шорт-лист кандидатов, и не надо тратить время и силы на поиск. Вмешательство родителей снижает шансы встретить проходимца. На продолжение обучения и поиск работы девушки рассчитывают, но понимают, что без согласия мужа и свекрови это невозможно.

Душанбе по своим установкам находится где-то посередине между Хатлоном и городами долины Ганга. Девушки-подростки там без ума от идеи брака по любви, взятой из телевизионных сериалов. Однако дальше мечтаний дело обычно не заходит: Джахонгуль, 16-летняя знакомая Харрис, каждую неделю придумывала новый проект – то она будет парикмахером, то адвокатом, то косметологом, то она отказывалась выходить замуж вообще, то расписывала свой идеал супруга. Но к реальной жизни и планам это все не имело отношения – будущее для Джахонгуль оставалось предметом мечты, а не плана и стремления. Ее мать, Нахдийя, вдова, очень сожалела, что выдала старшую дочь замуж за нелюбящего мужа, и решила дать Джахонгуль свободу в выборе супруга – но не по срокам! Таким образом, девушке пришлось срочно искать себе мужа в 17 лет, слабо представляя будущую жизнь. Она приняла не глядя первое предложение от мужчины с квартирой в Душанбе, но получилось еще хуже, чем у сестры, – муж еще и избивал ее.

Откуда взяться свободе?

В сельских районах Таджикистана молодым людям сложно даже помыслить о свободе, в городах о ней уже мечтают, но от мечты далеко до конкретных шагов. А для родителей источником проблем является не свобода, не самоуправство молодых и даже не конкретные кандидатуры на роль женихов и невест, а именно любовь. Харрис уверена, что в Таджикистане и Индии старшие выбирают супругов детям, ориентируясь не на их личные качества, а на место в социальном порядке. Кто угодно, лишь бы не преступник и не пьяница (если мужчина) и не «неприличная» (если речь о невесте).

Любовь, особенно сильная любовь, вызывает смех и вопросы – как у юноши Рустама из Душанбе, который был влюблен в русскую женщину Женю. «Ты потерял голову из-за какой-то женщины!» — смеялись над ним друзья. Видимо, по той же причине таджикские юноши равнодушны к выбору жены и делегируют его родителям – к ужасу девушек, с которыми они встречались до свадьбы. Для девушек такие встречи дают надежду на брак по любви, а их парни видят в семье просто общественный долг. И последняя причина, по которой родители противостоят бракам по любви, – они боятся, что дети к ним охладеют и будут меньше зависеть от них.

Похоже, для счастья в любви или карьере главное условие – резко порвать со своим окружением и «прибиться» к другому миру. Харрис приводит два примера такой судьбы: таджичка Каромат (1925 г.р.), закончив русскую школу, в годы войны работала в научной лаборатории с русскими сотрудниками. Там она влюбилась в юношу, который добился согласия своих родителей и вопреки воле отца Каромат женился на ней.

Другой пример – Уша из Индии. В начале 2000-х она закончила Делийский университет и поняла, что без английской магистратуры на хорошую работу в НКО претендовать не может. Однако денег на учебу у нее не было, а родители считали такое образование пустым расточительством (денег дали бы только на MBA — программа подготовки менеджеров среднего и высшего управленческого звена для работы в бизнесе) и настойчиво требовали от нее выйти замуж – ей и так почти 26, сильно больше «нормального» возраста вступления в брак. Но Уша так проводила переговоры с женихами, которых приводили родители, что у тех пропадало желание общаться. Девушка тем временем копила деньги на учебу за границей, и отец в итоге добавил ей недостающую сумму. После магистратуры Уша вернулась в Дели и устроилась на хорошую зарплату в международной организации, снова отбила «девятый вал» женихов и уехала на юг страны, где ее семью никто не знал и где никто не охал по поводу ее тяжелой судьбы и плохого характера. Таким образом, для семейной свободы нужно иметь крепкий профессиональный тыл (учителя и коллеги), который дает силы противостоять давлению родственников.

Исследовательница настроена пессимистично: образование, школьное и высшее, даже самостоятельная и успешная работа – все это не разрушит систему геронтократической власти. Пускай в таких относительно продвинутых городах Центральной Азии, как Ташкент, молодые люди учатся, работают, общаются в кафе, модно одеваются, даже встречаются до брака – как только наступает время принять самое главное решение (о выборе супруга или супруги), воля родителей непреклонна. Слишком много в общественных отношениях завязано на гарантированный подбор «правильного» жениха и невесты. Это настолько важно, что даже в столице Индии Дели, максимально продвинутом городе, многие небедные люди готовы убить неугодных супругов дочерей и, если такое случается, потом избегают наказания, подкупив полицию щедрыми взятками. Таким образом, открыто определять свою судьбу молодежь Таджикистана (и многих других регионов Центральной Азии) почти не может и ей остается «оружие слабых» — мечты, тайные связи (до и во время брака), наконец, надежда не просто мигрировать, а попасть в совершенно иную социальную среду, способную дать независимость от родителей.