Заблудшие уйгуры и халялизация всей страны

Что такое исламофобия? Это слово очень часто используют и, увы, оно весьма актуально — особенно на Западе, где тысячи сайтов, СМИ и активистов развивают тему исламской опасности, рассматривают мусульман как потенциальных террористов, насильников, людей, культурно чуждых Европе и США. Хотя многие исламофобские образы восходят еще к эпохе империализма XIX века, по-настоящему актуальной эта тема стала после терактов 11 сентября и массовой миграции с Востока на Запад. Однако на Дальнем Востоке живет и расцветает своя, особая исламофобия – и она привлекла внимание британского исследователя китайского киберпространства Ин Мяо (Ying Miao).

Он работал с контентом популярного канала на Weibo, основной китайской блог-платформы (более 337 000 подписчиков). Исламофобия в стране не поощряется на официальном уровне (открытые призывы к насилию жестко пресекаются), и канал периодически страдал от цензуры – что, впрочем, не мешало ему агрегировать множество статей и колонок со всего китайского интернета, делая его содержание ценным источником для ученых. Ин Мяо провел подробный анализ 155 материалов, опубликованных в 2016-2018 годах. Свои выводы он представил в исследовании Sinicisation vs. Arabisation: Online Narratives of Islamophobia in China, опубликованном в научном журнале Journal of Contemporary China.

Оболваненные уйгуры и несчастные китайцы

Немного возвращаясь назад, стоит напомнить, что с 1980-х годов китайские ученые обсуждают необходимость китаизации ислама – а в 2016 году это стало официальной государственной политикой. Считается, что арабы в первые века ислама сами по себе были отсталым, варварским народом, и развитие мусульманской цивилизации происходило благодаря покоренным народам. Сейчас же мирным китайским мусульманам угрожает новая арабизация – мечети в арабском стиле, чужая одежда и, главное, — опасная ваххабитская идеология (прежде всего из Саудовской Аравии). Кроме того, в официально коммунистическом Китае ислам находится под подозрением как идеология, слишком сильно контролирующая граждан, и «феодальная». События в стране и в мире в последние десять лет, по мнению ученого, ознаменовались взлетом исламофобии в Китае, и перед гражданами-мусульманами ставится нелегкий выбор – они или китаизируются (и мирно интегрируются в общество), или исламизируются (под иностранным влиянием), навлекая на себя обвинения в экстремизме.

Прихожане мечети в СУАР. Фото с сайта Uyghuramerican.org

Если ислам воспринимается как зло и угроза, то кто его жертвы? С точки зрения китайских исламофобов, они делятся на две группы – обманутые и страдающие от ограничений ислама уйгуры и те, кто мучается из-за положенных мусульманам привилегий (ханьцы). Уйгуры описываются как жертвы, загнанные исламом в ловушку, лишенные сил выйти из нее. Авторы статей, многие из них сами уйгуры, призывают своих соотечественников вспомнить о том, что они родились не мусульманами, а гражданами КНР, что они «надежда и мечта китайской нации». Подчеркивается, что уйгуры страдают от давления своих родственников и соседей: «Неужели они сами выбирают отказываться от новых технологий и не есть свинину? Или они боятся наказания по какому-то религиозному закону, который они сами не выбирали?» Другие уйгуры вспоминают, как «в 1970-е все мои соседи были ханьцами. И мы ели их еду. Отец не разделял халяльную и не халяльную пищу, и мы готовили все, что нам нравилось». Эти воспоминания, об объективности которых можно спорить, подводят фундамент под мысль о том, что «исламизация» СУАР носит недавний и наносной характер, а уйгуры стали жертвой экстремистов – и их можно и нужно «реабилитировать», в том числе в специальных учреждениях. О том, что популярность религии, возможно, стала реакцией на форсированную китаизацию региона, никто не пишет.

Но есть и другой влиятельный сюжет, и жертвы в нем – сами китайцы, страдающие от беспрецедентных льгот и преференций, которые государство оказывает меньшинствам. Злодеи в данном случае – не уйгуры, а хуэй, многочисленные и за исключением религии не отличимые от ханьцев (говорят по-китайски, антропологический тип тот же). Почему ханьцы должны терпеть религиозные табу хуэй?! «Китай – крупнейший потребитель свинины в мире, а у нас халяльные поезда и самолеты [в регионах, где проживают хуэй]… Кто-то говорит, что так надо для единства нации. То есть ради народного единства ханьцы должны перестать есть свинину, соблюдать халяль и следовать всем привычкам хуэй? Это не терпимость и уважение, это угнетение». Другой автор считает, сколько ханьцы теряют за счет субсидий, выделяемых государством на халяльную пищу, – лучше бы их потратили на материальную помощь бедным детям! В субсидируемых властями университетских халяльных столовых блюда дешевле и так далее. Муссируются скандальные истории с требованиями халяльной воды, халяльного хлеба и даже «халяльной крови» от донора, которое выдвинул один из хуэй. Эти случаи подтверждают исламофобские страхи перед «тотальной халялизацией» Китая.

Национальная политика вызывает не меньше возмущения – прежде всего позитивная дискриминация меньшинств при поступлении в вузы. Пишут о махинациях, когда родители ханьцев специально записывают их представителями другого народа, чтобы добиться льгот. О том, как ханьцы-отличники опускаются на последние места в рейтинге успеваемости, уступая троечникам из меньшинств. Авторов постов возмущает новая якобы кастовая система: «Герои, которые пожертвовали жизнью ради партии, народа и страны, заслуживают, чтобы их дети получили дополнительные баллы при поступлении – на одно поколение. Но этнические меньшинства получают эти баллы на протяжении многих поколений… Неужели кровь мучеников стоит меньше бумажки, подтверждающей происхождение?»

В поисках внутреннего врага

Определить агрессоров и источник проблем, казалось бы, очень просто – это хорошо известные по официальным текстам «три зла» (三股势力): терроризм, сепаратизм и экстремизм, а также «двуличные люди» (两面人), которые на людях клянутся в верности партии, а на деле работают на иностранных экстремистов. Тем не менее острые чувства исламофобов вызывают не эти силы, а представители китайской элиты – ученые и политики.

Авторы одного из текстов обрушились на профессора Чжана Хайяна, который публично поставил под вопрос политику китаизации в Синьцзяне и выразил беспокойство о будущем уйгурского языка в условиях принудительного изучения уйгурами путунхуа (официального диалекта китайского). «Профессор должен способствовать миру и стабильности в стране, а вместо этого он выражает экстремистские взгляды, как у иностранных террористов. Это заставляет задуматься – а какую позицию он занимает, когда проводит исследования?» Возмущение вызвала и политкорректная замена слов «варвары» на «этнические меньшинства» в учебниках истории – значит, китайские ученые, эти «волки с диким сердцем» якобы уничтожают историческую гордость и память китайского народа, называя вторжения варваров миграциями этнических меньшинств!

Мечеть в Янчжоу. Фото Vmenkov с сайта Wikipedia.org

Политиков ругают за другое – за равнодушие и нежелание исправлять очевидные злоупотребления. Когда, например, в мечетях Янчжоу (провинция Цзянсу) китайские таблички и надписи сменили на арабские, местное Управление по делам религий проигнорировало жалобы возмущенных «экстремизмом» граждан, сославшись на принцип свободы вероисповедания. «Это равнодушие – или признак чего-то более опасного?» (вопрошал автор гневного текста). Еще более популярная тема – дефекты правоохранительной системы. Постоянно поднимается тема (характерная и для западной исламофобии), что представители мусульманских меньшинств нарушают законы, совершают правонарушения и отлично преуспевают, а законопослушные и деликатные ханьцы превращаются в жертв и ничего не могут поделать с обидчиками.

Гнев исламофобов обрушивается и на СМИ республики. Медиа, конечно же, должны ставить интересы ханьцев на первое место, и даже намек на симпатии к меньшинствам вызывает возмущение. Например, новостное агентство «Синьхуа» и китайское центральное телевидение в 2014 году стали избегать упоминания свинины и свиней в передачах – потому что, по мнению блогеров, СМИ трусливы и идут на поводу у религиозных экстремистов. Когда на ТВ показали проживающих в Казахстане дунган, исламофобы заявили, что эти люди – потомки изгнанных из Китая предателей, и нечего о них снимать передачи. В целом главные «злодеи» для героев исследования – это судьи, журналисты, ученые, способные уничтожить экстремизм, но на деле потворствующие ему.

В рамках государственной идеологии

Китайская исламофобия сильно отличается от западной. В КНР не приветствуются рассуждения о расовой, этнической или культурной неполноценности и отсталости мусульман. Любые обвинения и подозрения, утверждает исследователь, должны подтверждаться ссылками на партийные документы, речи Си Цзиньпиня, Конституцию и труды классиков марксизма-ленинизма. Например, требования религии объявляются противными духу законов: «Китай управляется по законам. Уйгуры – граждане КНР и обязаны подчиняться китайским законам… Почему наша жизнь захвачена правилами религии? Братья и сестры уйгурской национальности! Мы не должны совершать ошибку, снова подчиняясь требованиям религии как закону». Вспоминают и про партийную идеологию: «Мы, члены КПК, должны быть атеистами… и придерживаться только марксизма-ленинизма-маоизма и учения Дэн Сяопина». Нередко решения властей на местах (например, открытие мечети в центре Хуайнаня, провинция Аньхой) критикуются за расхождение с центральной линией партии.

Главное, что любые прямые нападки на мусульман как на этническую или религиозную группу жестко цензурируются и удаляются из Сети. По этой причине исламофобия выражается в критике уйгуров, хуэй и других меньшинств как предателей партии и государства, поклонников иностранной идеологии. Раскручивая тему «жертв» и «злодеев», сетевые исламофобы рисуют картину ислама как враждебной идеологии – допустимой только в «китаизированном» виде. Отказ меньшинств от ассимиляции в китайское общество, любые попытки подчеркнуть особенность их религии или образа жизни воспринимаются как предательство. Конечно, подчеркивает ученый, в Китае нападки в Сети не сопровождаются вспышками бытового насилия, как на Западе. Однако они укрепляют и так достаточно жесткую политику государства, особенно в СУАР. И без того хрупкие и напряженные отношения между ханьцами и мусульманскими меньшинствами рискуют дестабилизироваться.