Призрачная свобода города

Как работает ханьский колониальный режим в Синьцзяне? Почему такие, казалось бы, разные инструменты, как капиталистическая эксплуатация сельских мигрантов в городе и государственная политика блокпостов и лагерей перевоспитания, в итоге преследуют одну цель – сделать уйгуров мобильными и оторванными от прочных связей друг с другом и со своей землей? Ответить на эти вопросы в своем новом исследовании попытался американский географ Сара Тайнен (Sarah Tynen, Университет штата Колорадо в Боулдере). Ее работа Dispossession and displacement of migrant workers: the impact of state terror and economic development on Uyghurs in urban Xinjiang только что вышла в научном журнале Central Asian Survey.

Колониальное отчуждение

По мнению Тайнен, Китай фактически выступает как колонизатор уйгурских земель. Организованное государством переселение ханьцев начиная с 1940-х годов напоминает колонизацию Северной Америки и Австралии англичанами. Число ханьцев в регионе выросло с 200 тысяч до 9 миллионов. Ханьцы и китайская культура доминируют в госаппарате и системе образования. Наконец, природные ресурсы региона (земля, нефть, газ, нефрит и прочее) отчуждаются от его тюркского населения, разрабатываются и эксплуатируются китайскими компаниями. Авангардом переселенческой колонизации в СУАР выступают военизированные крестьянские хозяйства (бинтуань), где, по официальным данным, занято 2,6 миллиона ханьцев. Тайнен уверена, что именно массовая иммиграция китайцев стала главной причиной беспорядков в регионе в 2009 году.

Сара Тайнен. Фото с сайта Colorado.edu

В своем новом исследовании Тайнен обратилась к двум практикам колониализма – перемещению (displacement) и лишению (dispossession). Под первым она понимает принудительное переселение, лишающее людей их привычных социальных связей. Это не только перемещение тел в пространстве: стирание уйгурских названий с карт, а языка – из городов тоже надо принимать во внимание. То есть направление уйгуров в лагеря перевоспитания – это только верхушка айсберга.

Лишение (dispossession) – еще более комплексное явление, подчеркивает географ: множество правил, идеологий и практик, лишающих угнетенную группу земли и средств к существованию. Отчуждение, экономическая эксплуатация, «промывание мозгов» — все это выступает инструментами упрочения власти колониального государства. Карл Маркс описывал этот процесс применительно к капиталистической Англии XVI-XIX веков, где крестьян сгоняли с их земель, отправляя то в города, бесправными рабочими, то батраками в колонии – но и в формально социалистическом Китае, пишет Тайнен, работают те же механизмы. Лишение, кроме того, предполагает расистское выделение особых групп граждан в качестве подозрительных и опасных (например уйгуров). Исторически в СУАР лишение собственности происходило путем милитаризации территории (бинтуань) и урбанизации, а сейчас – через переезд уйгуров из сельских в городские районы. Опыт деревенских мигрантов в городах СУАР, опыт обыденного насилия помогает лучше понять политическую и экономическую логику, стоящую за более очевидным и шокирующим насилием лагерей, подчеркивает Тайнен.

Воздух свободы

Полицейский участок в Урумчи. Фото с сайта Sarahtynen.com

Исследовательница провела в Урумчи в общей сложности 24 месяца (в 2014-2017 годах), общаясь прежде всего с женщинами-мигрантками из села. Всего она взяла около 100 интервью. Переезд в город для ее собеседниц, как и для миллионов женщин по всему миру, означает прежде всего свободу – от унизительных ограничений, от косых взглядов, от назойливых родственников: «Мне нравится носить джинсы и что никто меня не останавливает»; «В моем родном городе нельзя ходить куда хочешь, о тебе начнут судачить». Мужчин такая свобода от надзора родных и близких, анонимность контактов радует не в меньшей степени.

Однако специфика СУАР проявляется в том, что уйгуры часто бегут в Урумчи не ради свободы от религии, а наоборот, для более свободного выражения своих религиозных чувств и практик. В сельской местности строже надзирают над тем, носят ли уйгуры платки, ходят ли в мечеть, постятся ли в Рамадан. «Урумчи поразил меня, когда я впервые попала сюда. Здесь доступны все возможности и куда больше свободы. В большом городе за твоими делами сложнее следить и сложнее контролировать, что люди делают, какую одежду носят. Я тут могу носить платок и черную одежду» (Айгуль, приехала в Урумчи 13 лет назад).

Другие информанты откровенно говорили о мощных системах слежения в их родных городах – где контролировалось не только религиозное поведение: «Всюду полиция и блокпосты, люди боятся выходить из домов, чтобы их не арестовали»; «В моем родном городе все хотят уехать в Урумчи, и мои родственники умоляют меня не возвращаться туда – пока политическая “ситуация” [намек на преследования и интернирование уйгуров] не станет лучше». Подавляя нормальную повседневную жизнь уйгуров в кишлаках и городках, государство упрочняет контроль на их землей, пишет Тайнен.

Вместе с тем жалобы сельских мигрантов противоречивы. Они одновременно ищут свободу от давления общины (куда идешь, что надел, с кем встречаешься) и от давления государства – чтобы в большом городе носить платок и строгую одежду, ходить в мечеть! Многие информанты жаловались ученой и на своих родителей, и на государство – и жаждали освободиться от контроля любых инстанций.

Определенные властями под снос уйгурские магазины в Урумчи. Фото с сайта Sarahtynen.com

Вторым мощным стимулом для миграции стало экономическое насилие. Удивительно, но выражение «экономическое развитие» (иктисат тереккияти) для уйгуров выступает как эвфемизм, деликатное обозначение действий китайского государства. Опасаясь обвинять прямо правительство, уйгуры все валят на экономику. На вопросы ученого «Как экономическое развитие затронуло ваш родной город?» повторяется ответ: жизнь стала хуже. Он не отражает объективной картины (по статистическим данным, экономика СУАР только росла последние 10 лет), но скорее позицию уйгуров: стоимость жизни для них выросла, а шансы зарабатывать исчезают. Рабочие места занимают ханьцы. Власти, по словам опрошенных, искусственно сдерживают цены на зерно и овощи, забирая себе часть прибылей. «Экономическое развитие раньше помогало родному городу, но сейчас наоборот. Все рынки закрывают в пять вечера из-за комендантского часа. Для всех бюджетников обязательные собрания пять раз в неделю – люди тратят массу времени на политическое просвещение вместо работы. Экономику это разрушает. Поэтому все и хотят уехать в Урумчи работать», — рассказывает информантка.

Не меньше говорят о том, как новые экономические проекты в сельской местности вредят экологической обстановке, а реализуются не полностью, так как используются исключительно для откатов и зарабатывания денег на подрядах. То есть государственная экономическая политика наряду с полицейским надзором и слежкой гонит уйгуров с родных мест в большой город. Этническая дискриминация и экономическое отчуждение действуют вместе, уверена ученая. Независимо от того, насколько эти угрозы реальны, в сознании уйгуров прочно укрепились отчаяние и отчуждение. Все они говорили амал йок – нет другого выхода, нет возможности распоряжаться собственной жизнью, переезд в город – единственный путь.

Бесправие в городе

Впрочем, в городе уйгуры-мигранты оказались еще беззащитнее, а их свобода – еще более хрупкой. В марте 2017 года всех недавно переехавших (с 2012 года) заставили покинуть Урумчи. Полицейские и представители махаллинских комитетов (шэцюй) ходят по домам и проверяют регистрацию. Потом к ним присоединились сотрудники военной полиции. Уйгуров, которые рискнули остаться в городе, отслеживают и арестовывают. Обосновывается это выселение тем, что в сельской местности будет проще проверить, не являются ли они террористами или преступниками.

Потом правила еще больше ужесточились. С апреля 2017 года уйгурам уже нельзя было жить в своих лавках. В мае много магазинов и лавок просто снесли. В июле на малую родину стали отправлять уже всех уйгуров, не только недавних мигрантов. В июле уйгурам, независимо от наличия регистрации, запретили снимать дома на юге Урумчи. В городе позволили остаться только домовладельцам. Тогда об этом никто не догадывался, но тайной целью ограничений по прописке было именно принудительное перемещение людей на юг СУАР, чтобы в будущем выполнить квоту – не менее 10% населения должны пройти «обучение» в лагерях, пишет Тайнен.

Лагерь перевоспитания в СУАР. Фото с сайта Uyghuramerican.org

Далее исследовательница обратила внимание на важную особенность выселений – они затронули не в одинаковой степени всех уйгуров, а прежде всего бедных и безработных. Официальная позиция китайских властей – в лагеря отправляются подозреваемые в религиозном экстремизме. Но на самом деле главная проблема — в экономическом кризисе уйгурского населения и попытках государства решить его путем выселения и интернирования в лагеря.

И производилось это выселение очень быстро (хотя и не доходило до скорости сталинских депортаций). Однажды в начале мая Тайнен пришла на улицу, где стояли магазинчики ее собеседников, и увидела грузовик с мебелью. Туда же набилось 10 детей с рюкзачками. На каждой лавке и доме на улице наклеены знаки в форме буквы Х, запечатавшие двери. Владельцы ресторанчика не успели прибраться внутри. Даже недавно построенный полицейский участок был опечатан. Весь квартал, включая полицию, подлежали сносу. С точки зрения капитализма разрушать улицы с прибыльным бизнесом вредно, но в данном случае интересы государственного контроля оказались важнее. Снос (под предлогом застройки новыми зданиями), лишение прописки, выселение — формально под предлогом упорядочивания и борьбы с экстремизмом — фактически выступает гибким инструментом колониализма. Машина выселения работает по двум «мишеням»: если национальность горожанина уйгур и если он снимает жилье. Иными словами, по беднейшим, наиболее уязвимым жителям Урумчи, пытающимся найти стабильную работу.

Тайнен подчеркивает: режим, основанный на этнической дискриминации, оправдывает и делает нормальным заключение в лагерях и тюрьмах с помощью идеологии национальной и общественной безопасности, представляя выселение и помещение в спецучреждения как нечто обыденное и самоочевидное. Граждане в итоге должны быть благодарны правительству за борьбу с терроризмом и за «экономическое развитие» территорий. Китайский режим, который ученая считает колониальным, одновременно работает в сельской местности, вынуждая уйгуров мигрировать в Урумчи, и в больших городах – где ими, оторванными от земли, уже проще манипулировать.