«Мы весь день стоим по колено в холодной воде»

Ежедневно тысячи граждан Таджикистана в поисках куска хлеба выходят на рынки мардикоров (поденщиков), которые неофициально существуют почти во всех городах и районах страны. В нынешнем году число мардикоров заметно выросло. Этому способствовала пандемия коронавируса. Она усложнила и без того нелегкую жизнь большинства таджикских семей, основной доход которых составляли переводы трудовых мигрантов из-за рубежа. Многие остались без заработка и внутри республики. Потеря доходов заставила выйти на рынки поденных рабочих тех, кто ранее никогда не зарабатывал таким образом. Сегодня здесь можно встретить студентов, учителей, инженеров, агрономов. Мардикорами стали многие женщины и даже дети. Корреспондент «Ферганы» побывал на рынках поденных работников и узнал, как добывают свой хлеб оставшиеся без привычного заработка люди.

В Россию не уехать

С третьей декады марта в Таджикистане закрыто железнодорожное, автотранспортное и авиасообщение с другими странами. Десятки тысяч граждан, планировавших выехать на заработки, остались на родине. Трудовые мигранты, которые не успели перебраться на работу в Россию и другие страны, пополнили армию мардикоров.

Шокир Абдурахимов за работой. Фото Тилава Расул-заде

Житель села Хуррамзамин Спитаменского района 34-летний Шокир Абдурахимов в свое время окончил российский аграрный колледж в Калужской области. Сразу после этого поступил на заочное отделение Московского государственного аграрного университета по специальности «ландшафтный дизайн». После третьего курса, в 2015 году, Шокиру по стечению обстоятельств пришлось прервать учебу. Перерыв растянулся на несколько лет. В марте этого года Шокир планировал полететь в Москву, чтобы сдать экзамены и восстановиться в университете, однако не успел — началась пандемия, и все пути в Россию оказались перекрыты.

— Теперь, чтобы заработать на хлеб и обеспечить двух маленьких детей, я вынужден работать мардикором, — говорит Шокир. — Так как я увлекаюсь дизайном, то в каждом доме, где работаю, бесплатно делаю что-нибудь «экзотическое». Люди видят мою работу, она им нравится, мне звонят новые клиенты. Таким образом, пока работа у меня есть. Получаю за день 60 сомони ($5,8), которые в России можно было бы заработать за один час.

Не смог уехать в Россию и Рустам (имя изменено по его просьбе). Традиционно каждый год в конце ноября Рустам приезжал в Таджикистан, а в марте возвращался в Россию. В нынешнем году, как всегда, он заблаговременно купил авиабилет на рейс Худжанд — Оренбург. Однако за несколько дней до вылета ему сообщили, что все авиарейсы в РФ отменены в связи с пандемией коронавируса.

Дважды Рустам попытался выехать через пункт пропуска «Фотехобод» — «Ойбек» на таджикско-узбекской границе, ожидал там по несколько дней, но его не пропустили. Не удалось приобрести авиабилет и на чартерные рейсы в российские города. В конце концов заработанные в России деньги закончились, и пришлось искать работу в Таджикистане. Рустам собрал бригаду из трех человек и пошел в поденщики.

— Работодатели довольны качеством нашей работы, поэтому у нас есть постоянные заказчики. Но я все-таки хочу поскорее уехать в Россию — расценки здесь очень низкие, в России я могу заработать намного больше, — говорит он.

Рустам имеет два гражданства — российское и таджикское. По его словам, среди таких же, как он, мардикоров немало застрявших в Таджикистане граждан РФ. Правда, некоторые стесняются говорить о своем гражданстве — возможно, считают, что работа поденщиком не престижна для обладателя российского паспорта. Сам Рустам полагает, что тут нет ничего зазорного — работа есть работа.

На рынке мардикоров в Худжанде к каждой подъезжающей машине толпой подбегают мужчины и женщины. Они соглашаются на любую работу, которую предлагают наниматели.

Среди мардикоров я встретил своего знакомого, 55-летнего учителя истории Ахмада (имя изменено). Мы с ним познакомились в прошлом году в доме нашего общего друга. Тогда Ахмад рассказывал о драматических перипетиях своей жизни: о разводе с женой, уходе со школы, в которой преподавал, переезде с юга республики на север, в Худжанд. Оказалось, что преподавательской деятельностью он так и не занялся.

— В прошлом году санитарки одной из больниц Худжанда наняли меня на работу и отправили вместо себя собирать хлопок в одном из отдаленных районов области. Заработок выдали сразу наличными. Теперь жду нового сезона. Ведь здесь, в городе, очень трудно заработать. Особенно если напарники не являются твоими добрыми знакомыми. А хлопок собирать мне нравится, — делится Ахмад.

«Мужу быть мардикором неприлично»

Жены оставшихся без работы мужчин также вынуждены идти в поденщицы. Жительница поселка Нау Саодат Норматова раньше продавала лепешки на местном рынке. После того как ее муж, журналист Равшан Касымов, стал безработным, она бросила свое прежнее занятие и присоединилась к армии мардикоров. Ее, как и других женщин, обычно нанимают для сельскохозяйственных работ. Поначалу Саодат брала с собой мотыгу и шла в центр поселка, где собирались такие же, как она. Работодатель приезжал за ними на машине, и все вместе они отправлялись на поле. Работали обычно с 08:00 до 17:00 с часовым перерывом на обед. Вечером в этот же день работодатель рассчитывался с ними наличными — выходило по 25 сомони ($2,43).

Саодат с дочерью Шамсией. Фото Тилава Расул-заде

Оплата постепенно поднялась до 35 сомони в день ($3,4). Саодат стала старшей по группе. Обычно работодатели или посредники-бригадиры звонят ей заблаговременно, просят собрать 20-25 человек. После этого она перезванивает своим знакомым поденщицам. За каждого приведенного человека работодатель дает Саодат по одному сомони. Бригадир же мардикоров получает по три сомони за каждую работницу.

— Мы создали семейную минибригаду, в которую, кроме меня, вошли два моих сына и дочь, — рассказывает Саодат. — Мужу мы сами не разрешили быть мардикором. Посчитали, что для него это неприлично — он же выпускник факультета журналистики. Сейчас старший сын служит в армии, поэтому наша бригада сократилась. Дочке Шамсие исполнилось 13 лет. Она мечтала купить велосипед и недавно на собственные заработанные деньги исполнила свою мечту — купила велик за 1000 сомони ($97). Сыну Джахонгиру 17 лет, в следующем году он заканчивает школу и копит деньги на учебу в каком-нибудь вузе. Обычно работодатель выделяет нам определенный участок работы. Если Шамсия не успевает выполнить норму, то я и Джахонгир помогаем ей. Вместе с нами иногда на работу выходят пожилые женщины. Они часто не выносят 50-градусной жары, которая бывает на хлопковом поле. В таком случае я прошу остальных работников помочь им.

— А разве в хозяйствах, которые вас нанимают, нет своих рабочих?

— Зачастую они существуют лишь на бумаге. На самом деле никто из них в поле не выходит. Владельцы хозяйств освобождают членов своих семей от тяжелых работ и оберегают от производственных травм. В поле постоянно дует ветер, там пыль и грязь. Мы вынуждены дышать этим и по восемь часов находимся под палящим солнцем. Радует, что работодатель пока нас не обманывает. Правда, если он организует обед, то с каждого человека берет по 5 сомони ($0,49.). Раньше наших мардикоров часто увозили на работу в приграничные районы Кыргызстана. После вспышки коронавируса закрыли все контрольно-пропускные пункты. Думаю, теперь киргизам без нас нелегко. Наверняка они с нетерпением ждут открытия границ, — рассуждает Саодат.

Женская бригада Муноджот Муродовой. Фото Тилава Расул-заде

Группа женщин занимается прополкой рисовых плантаций, принадлежащих аграрному хозяйству Бободжон-Гафуровского района и находящихся вдоль трассы Худжанд — Спитамен. Возглавляет группу 34-летняя Муноджот Муродова, мать троих детей. Как оказалось, она уже пять лет собирает женщин для поденной работы в аграрных хозяйствах. Ее знают работодатели в Бободжон-Гафуровском, Джаббор-Расуловском, Канибадамском, Спитаменском районах.

— Нам звонят и просят собрать определенное количество рабочих-поденщиков, — рассказывает Муродова. — Я сама тоже обычно работаю в составе одной из бригад. Сегодня решила работать в бригаде пропольщиков. Как видите, работа нелегкая, восемь часов по колено стоим в холодной воде. На ноги надеваем по двое носков, чтобы как-то страховать себя от укусов змей, насекомых и других тварей. За такую работу в день дают по 50 сомони ($4,8).

— А почему вы для защиты не наденете хотя бы резиновые сапоги?

— Нам бы хотелось, но хозяева плантации не разрешают, ссылаясь на то, что резиновые сапоги якобы уничтожают рисовые ростки. Часто в таких условиях вынуждены трудиться молодые девушки — будущие мамы. Но что поделать? Нам и нашим мужьям работать негде. Мужчины не хотят выполнять «немужские» работы. Никто из нас не мечтает пожизненно быть поденщицами. Нужда нас нынче заставляет. В сельской местности все проблемы сейчас легли на плечи женщин. По моим подсчетам, только в Спитаменском районе ежедневно выходят на работу около 400-500 женщин-мардикоров, — говорит Муноджот.

Мардикорами становятся и женщины, и дети. Фото Тилава Расул-заде

«Частный сектор убивают»

Пандемия коронавируса обострила проблему безработицы в Таджикистане и показала, что, несмотря на регулярные рапорты чиновников об открытии различных предприятий и создании новых рабочих мест, в реальности работать и получать достойную зарплату за труд негде. Большее, на что могут рассчитывать вернувшиеся из РФ (или не уехавшие на заработки) мигранты и члены их семей, — это $2-3 в день за тяжелую физическую работу. Что можно сделать, чтобы поденные работники получали достойные деньги за свой труд? «Фергана» задала эти вопросы экономическому эксперту Азаму Муртазаеву.

— У нас сейчас профицит рабочей силы. В данных условиях, когда предложение превышает спрос, получать больше за какой-либо труд очень и очень сложно. Чтобы труд рабочего был оценен достойно, необходимо организовывать различные курсы для обучения востребованным на рынке труда навыкам. Кроме этого, нужно изучать языки, прежде всего английский и русский, чтобы быть конкурентоспособными на международном рынке труда. Особенно в наших условиях, когда прирост работоспособного населения опережает прирост рабочих мест.

— То есть граждане Таджикистана в любом случае должны быть нацелены на миграцию?

— В наших сегодняшних реалиях у нас не только не создается достаточного количества рабочих мест, но и некоторые государственные структуры убивают частный сектор. При этом звучат абсолютно глупые аргументы о том, что люди сами не могут работать и неконкурентоспособны, или что вместо одного бизнеса придет другой. В кризисных ситуациях особенно надо ослаблять налоговое бремя и административное вмешательство различных государственных структур в сферы производства и услуг. Итогом будет самозанятость населения и открытие большого количества малых и средних предприятий. Об этом многие годы твердят и пытаются убедить наше правительство партнеры по развитию, но пока, к большому сожалению, все эти доводы остаются неуслышанными, и некоторые госорганы защищают только свои узковедомственные интересы, а не интересы государства и народа.

Фотографии Тилава Расул-заде

— Многие развитые страны во время карантина обеспечивали своих граждан материальной помощью в том или ином виде. У нас же разовую помощь в минимальном размере — около $40 — предоставили лишь малоимущим. Если пандемия, как прогнозируют, продлится до конца 2021 года, чего ожидать нашим гражданам?

— Наше государство, даже если бы оно захотело обеспечивать своих граждан пособиями, не смогло бы этого сделать. Причем не только во время нынешней пандемии, но и в обычное время. Причина проста — дефицит бюджетных поступлений, который даже заложен в проекте бюджета. Нынешний кризис еще больше оголил слабые места нашего финансового сектора. По запросу нашего правительства партнеры по развитию выделили средства на поддержку бюджета и списали некоторые наши долги. Из этих средств немного пошло на выделение единовременной помощи самым уязвимым слоям населения. Больше возможностей нет ни у международных финансовых институтов, ни тем более в нашем бюджете. По поводу пандемии мнения расходятся. Я полагаю, что к осени текущего года ситуация более или менее выправится, и экономики стран региона постепенно начнут выходить из кризиса.

— В начале нулевых в Таджикистане провели реструктуризацию крупных аграрных хозяйств. Одной из главных целей этой реформы было предоставление земли дехканам и создание новых рабочих мест. Но земля отчасти так и осталась в руках тех, кто не работает на ней непосредственно. Новые хозяева отдают свои земельные участки в аренду или нанимают для работы на них мардикоров...

— На тот период это было правильное решение. Целью земельной реформы было не только создание новых рабочих мест, но и сокращение бедности. То есть дехкане могли бы производить продукты питания как для собственного производства, так и на продажу, и этим улучшать жизнь своих домохозяйств. Тогда произошло раздробление земель на мелкие наделы. При современных же условиях, когда цели изменились и произведенное идет не только на собственное и внутреннее потребление, но и на экспорт, данное решение уже не работает. Теперь, наоборот, необходимо объединяться, чтобы производить те или иные продукты в необходимом для экспорта объеме. Что касается того, что дехкане не могут использовать землю, так это проблема с доступом к финансированию. Для фермеров (да и не только) процентные ставки в наших кредитных учреждениях остаются непомерными, и они не могут покупать средства производства в необходимом объеме и платить по счетам, поэтому и не могут быть «хозяевами» своей земли.

— Как же государству создавать новые рабочие места? Может, вместо монументальных административных зданий строить заводы и фабрики?

— Многие обыватели считают, что вместо грандиозных строек, которые сегодня у нас идут, государство должно строить заводы и фабрики. Соглашусь, но отчасти. Действительно, в период, когда идет сокращение доходной части бюджета, такие стройки необходимо заморозить либо сократить их финансирование. Речь, прежде всего, идет о разного рода монументальных сооружениях, порой сомнительного дизайна, размеров и качества. Вместо этого государство должно поддерживать уязвимые слои населения, медицину, которая сейчас переживает непростые времена, и многие другие сферы производства и услуг. Что касается государственных производственных учреждений, кроме оборонной, научно-технической и медицинской сферы, многие другие предприятия остаются не очень эффективными. В них может присутствовать доля государства, но влияние государства на производственные и иные сферы часто бывает пагубным. Как говорят: если вы хотите, чтобы какая-либо сфера развивалась, надо минимизировать влияние государства на нее. За примерами далеко идти не надо. Сфера связи — ярчайшее тому подтверждение. Когда с разных сторон разные структуры ее обхаживали и обхаживают, включая Службу связи и Налоговый комитет, итог (медленный и дорогой интернет, падение доходов отрасли. — Прим. «Ферганы») всем известен.