Дело в шляпе

Шапка Мономаха – один из главных символов царской власти в России, полученный в подарок великим киевским князем Владимиром Мономахом от своего деда по материнской линии, византийского императора Константина Мономаха.

Шапка эта – зримое доказательство одного из главных политических мифов России (царской и современной) о Москве как «третьем Риме», религиозной и цивилизационной наследнице второго Рима, Константинополя. Иными словами, Россия здесь выступает единственной по-настоящему христианской империей, продолжательницей традиций главных европейских сверхдержав поздней античности и средневековья.

Однако есть другие версии о происхождении шапки Мономаха, находящейся сейчас в Оружейной палате Кремля. Так, искусствовед и главная хранительница шапки Ирина Бобровницкая в книге «Регалии российских государей» утверждает, что шапку эту московский князь Иван Калита получил от золотоордынского хана Узбека. А профессор МГУ Николай Борисов и вовсе считает шапку женской тюбетейкой, принадлежавшей жене московского князя Юрия, которая была сестрой хана Узбека.

Узбек правил Золотой Ордой в ее золотой век, и именно в его правление московские князья стали претендовать на первенство перед остальными русскими княжествами – сначала как союзники Орды, которым был поручен сбор дани с остальных княжеств, подчиненных монголо-татарской власти. В глазах остальных русских князей звание ордынского «баскака» было позорным, но близость к финансовым потокам положила начало величию Москвы.

Таким образом, если бы не Узбек, то российского государства в нынешнем виде – как продолжения Великого княжества Московского – просто бы не существовало. Как не было бы, само собой, и Узбекистана, чьи правители-чингизиды приняли имя «узбек» в знак уважения перед своим родичем, первым ордынским ханом, сделавшим ислам государственной религией самого могущественного на тот момент государства Восточной Европы.

Так укреплялась вертикаль

Узбек родился в 1281 году, когда власть монголов над Евразией только начала клониться к закату.

Именно в этом году флот великого хана Хубилая, завоевавшего Китай при помощи мусульманских военных инженеров и основавшего там династию Юань, был разметан и уничтожен невиданной бурей по дороге к Японии. Японцы назвали эту бурю «камикадзе» – «божественный ветер». Для Хубилая же этот ветер означал крушение его планов подчинить себе архипелаги Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии от Японии до Индонезии.

На другом конце континента войско монгольского ильхана, то есть «младшего» по отношению к Хубилаю правителя буддиста Абаги, было разбито возле сирийского Хомса войском египетского султана Калауна. Ильханы, захватившие большую часть Ближнего Востока, еще несколько раз пытались завоевать Сирию и Египет, последние на тот момент очаги независимости мусульман. Но позже они и сами обратились в ислам, пока их государство теряло силы и международный престиж в стычках с Золотой Ордой и войнах с мусульманскими и христианскими соседями.

Портрет хана Хубилая. Иллюстрация с сайта History-doc.ru

Наречение царевича-чингизида именем «Узбек» (в переводе с тюркского – «сам себе хозяин») говорит о тюркизации ордынской элиты. Абсолютное большинство ханских войск давно составляли кипчаки, а сама Орда почти целиком занимала названную в их честь Кипчакскую степь, растянувшуюся от Венгрии до Иртыша и плато Устюрт.

Узбек провел детство в «стране черкесов», то есть на Северном Кавказе, и в Хорезме. Находившийся на юго-востоке ордынских владений Хорезмский оазис был значительным центром исламского богословия и наук, прославленным аль-Хорезми и Беруни. Всего век назад, при хорезмшахах, он был политическим центром Средней Азии и Ирана.

Благодаря Узбеку Хорезм станет очагом исламизации Орды и источником ремесленных шедевров, одним из которых, возможно, была шапка Мономаха. Средневековое русское слово «басурман» отражает произношение слова «мусульманин», характерное для ныне вымершего хорезмийского языка восточно-иранской группы.

Семейные обстоятельства не предвещали Узбеку великого будущего. Его отец Тогрул был убит по приказу своего старшего брата Тохта-хана, который укреплял вертикаль ордынской власти путем массового убийства родственников. Матерью Узбека, скорее всего, была Баялун, урожденная Мария, незаконная дочь византийского императора Андроника Второго.

Даже на окраине Орды юный чингизид опасался насильственной смерти. Но один из духовных наставников Узбека, суфийский шейх Алаутдин ан-Нуман, предсказал ему верховную власть – и вскоре Тохта-хан вызвал Узбека в свою столицу, Сарай, и поставил его во главе войска.

Мог бы стать и христианином

После смерти Тохта-хана Узбек с помощью Баялун составил заговор против его сына и собственноручно зарезал его в 1313 году перед «кутерьмой» – так в Орде называли выборы нового хана, которого придворные поднимали («күтәрү») на кошме.

Еще до воцарения Узбек был непопулярен в среде ордынских военачальников-нойонов, которые считали мусульманина недостойным ханской власти и ни при каких условиях не желали, чтобы их обратили в ислам. Они готовились убить Узбека на одном из собраний, но он избежал смерти, покинув комнату под предлогом кровотечения из носа.

Однако решительную оппозицию нойонам-традиционалистам составили мусульмане из числа обращенных монголов, хорезмских и ближневосточных купцов, а главное – тюрков-кипчаков и булгар, исповедовавших ислам до прихода монголов.

(К слову, именно булгарские послы-проповедники убеждали киевского князя Владимира стать мусульманином. Любвеобильный князь, содержавший колоссальный гарем, согласился было, но отказ от алкоголя – а значит, и пирушек со своей дружиной, которые были ключевым фактором лояльности войска, – был для будущего святого Владимира недопустимым, и он ответил булгарам: «Руси есть веселие пити»).

Михаил Тверской у хана Узбека, рисунок Василия Верещагина. Иллюстрация с сайта Wikipedia.org

Узбек не был первым чингизидом-мусульманином, но ему пришлось пообещать нойонам соблюдать ясу, свод установленных Чингисханом законов, и не принуждать их к принятию ислама. Только через семь лет он осмелился официально объявить о принятии ислама от одного из шейхов среднеазиатского суфийского ордена Яссавия и смене тронного имени на Гийяс-ад-Дин Мухаммад.

Нойоны предсказуемо выступили против таких действий хана.

«Ты ожидай от нас покорности и повиновения, а какое тебе дело до нашей веры и нашего исповедания и каким образом мы покинем закон и устав Чингисхана и перейдем в веру арабов?» – сказал один из них Узбеку.

Тот в ответ начал репрессии против непокорных чингизидов, «бахшей и лам», то есть тенгрианцев, шаманов и буддистов, в числе которых были монголы, уйгуры, тюрки и тангуты, управленческая верхушка всех монгольских ханств со времен Чингисхана. Однако после нескольких лет кровавых чисток Узбек вернулся к традиционной для Орды веротерпимости, и некоторые буддистские обычаи дожили при ханском дворе до самого распада государства.

Таким образом, репрессии были использованы для избавления от строптивых родственников и военачальников, а веротерпимость оказалась неизбежной – даже в новой столице Узбека, которую он построил неподалеку от Саратова и назвал Сарай аль-Джадид, то есть «Новый дворец», свои отдельные кварталы были у монголов, кипчаков, ираноязычных аланов, черкесов, русских и крымских греков.

Вообще же, количество этнических групп в Золотой Орде значительно превышало сотню. Орда включала Северный Кавказ, Поволжье и Зауралье с россыпью финно-угорских племен, часть Сибири и Крым, где жили тюрки, германоязычные готы, армяне и представители итальянских торговых республик.

Выбор Узбека, однако, не был предопределен – он вполне мог бы остановиться на христианстве, так как многие чингизиды и особенно их жены исповедовали несторианское христианство, которое было занесено в Великую Степь сирийскими проповедниками и считало Иисуса человеком, а не Сыном Божьим. Тогда – при условии преодоления догматических разногласий с православием – история современной России могла бы быть совсем другой.

«Иногда высказывается предположение, что если бы Узбек вместе со своим народом пошел по пути христианства, то его народ растворился бы в русском, но корона в этом огромном едином восточноевропейском государстве досталась бы его дому, а не потомкам Рюрика», – писал немецкий историк Бертольд Шпулер в книге «Монголы и Русь». – Если бы исследователю истории разрешили следовать подобному ходу мысли, то тогда он вынужден был бы признать, что такое развитие во многом зависело бы от позиции кыпчакского хана».

Как убили Кончаку

Но сослагательное наклонение истории неизвестно, и главным вкладом Узбека в историю России остается поддержка, выказанная им московским князьям.

На карте Киевской Руси Москва была настоящим медвежьим углом – отдаленным северо-восточным городком, основанным посреди болот и массы финно-угорского населения, чья ассимиляция заняла не одно столетие (даже само слово «Москва», скорее всего, является финно-угорским по происхождению).

Но, как случалось уже не раз в истории других империй, именно пограничные города и государства, далекие от этнической «чистоты» и столичных изысков, часто поднимаются за счет своего опыта выживания рядом с враждебными соседями. Достаточно вспомнить прибалтийскую Пруссию, которая объединила Германию, крохотный «бейлик» османских тюрков на византийской границе или династию Цинь, «собравшую» Китай.

Главной бедой средневековой Руси было бесконечное дробление княжеских уделов среди многочисленных потомков династии Рюриковичей и «лествичная» система их наследования, когда престол передавался от старшего брата к младшему, затем – сыну старшего и т. д. При этом потомство брата, умершего до занятия великокняжеского престола, исключалось из очереди, что порождало бесконечные династические споры и войны.

Княжеский престол в Киеве, «матери городов русских», потерял значение в связи с усилением северо-восточных русских княжеств, подъемом Литовского княжества и нескончаемыми набегами тюрок-половцев. Батый сжег Киев в 1240 году, а уже в 1299 году киевский митрополит переехал во Владимир, номинальную столицу Руси при монголах. Звание великого князя Владимирского, скорее символическое, оставалось в то время самым значительным титулом на Руси.

Князю Московскому до него было как до Луны. Крохотный московский удел, занимавший значительно меньшую площадь, чем современная Московская область, достался в 1263 году двухлетнему Даниилу, младшему сыну Александра Невского.

Он княжил 40 лет, расширив свои владения до Коломны и Переславля-Залесского и побыв «приглашенным» князем в Новгороде, богатейшей торговой республике с зачатками демократии, чьи олигархи («совет господ») призывали и отзывали князя, фактически выполнявшего функции министра обороны и юстиции.

Но Даниил не дожил до своей очереди на Владимирское княжение, что исключило из очереди также и его сыновей. Каким же образом через 15 лет после его смерти его наследник Юрий все-таки стал великим князем Владимирским?

«Московский князь Иван Данилович, один из самых слабых, добился звания великого князя и потихоньку стал скупать вотчины других князей; татар он старался не обижать для того, чтобы до времени они не опомнились и опять не задавили Руси», – считал петербургский историк Константин Бестужев-Рюмин в 1866 году.

«Основная идея Узбека состоит в том, чтобы достичь полного разобщения русских князей и превращения их в непрерывно враждующие группировки. Отсюда его план – передача великого княжения самому слабому и невоинственному князю Московскому и ослабление прежних правителей «сильных княжеств» – Ростовского, Владимирского, Тверского», – писал историк Вильям Похлебкин в книге «Татары и Русь», вышедшей в 2000 году.

Ищите женщину, возможно, ответил бы им Узбек.

В начале своего правления он подтвердил владимирский ярлык, выданный Михаилу Тверскому Тохта-ханом, а безуспешно претендовавший на ярлык Юрий отправился княжить в Новгород. В 1315 году Узбек вызвал Юрия в Сарай после жалоб то ли Михаила Тверского, то ли митрополита Петра.

Но Юрий так и не предстал перед судом, а за два года жизни в Орде завоевал или подкупил некоторое количество влиятельных сторонников. А главное – он обворожил Кончаку, сестру Узбека. Женщины у монголов (как и у многих других кочевых обществ) были во многом самостоятельными, а новая религия Узбека еще не успела загнать их на женскую половину и лишить давних прав. Поэтому можно догадываться, что мужа Кончака выбрала себе сама, так как венценосный брат вряд ли выдал бы ее за захудалого иноверца.

После венчания и крещения в 1317 году Кончака стала Агафьей, а Юрий начал зваться «гурган», то есть «зять» (таким же титулом чрезвычайно гордился хромой Тимур из монгольского рода барлас, женившийся на невесте из рода Чингиза и правивший от имени ее подставных родственников).

В качестве свадебного подарка Юрий, возможно, и получил ту самую шапку и – в обход всех очередей – великокняжеский ярлык. Михаил Тверской не посмел перечить Узбеку, но когда ненасытный Юрий повел два тумена (20.000) ордынцев на саму Тверь, не выдержал. Он разбил войско Юрия и на свою беду взял Кончаку в плен. В Твери она и умерла – по слухам, которые достигли ушей Узбека и русских летописцев, от яда, – хотя трудно представить, что Михаил сознательно пошел бы на такую политическую глупость.

Михаила Тверского отправляют на суд в Сарай. Иллюстрация с сайта Histroy-doc.ru

«Инии же глаголють яко тамъ во Твери зелием уморена бысть Кончака великая княгиня Юрьева сестра царева нареченная во святемъ крещении Агафиа», – гласит запись в Патриаршей летописи от 1317 года.

Легко представить себе гнев хана. Михаила вызвали в Орду, судили – в том числе за сношение с враждебной Орде Литвой и сокрытие «выхода», то есть уклонение от ордынских налогов, – пытали и предали казни.

Иван Калита: пытки, угрозы, убийства

Самого же Юрия погубила жадность.

Собранную для Узбека дань с Твери он начал «прокручивать» в торговых операциях в Новгороде, и Узбек, уже не связанный с ним узами родства, попросту передал владимирский ярлык сыну казненного Михаила Дмитрию Тверскому по прозвищу Грозные Очи – а заодно приказал ордынскому войску разорить несколько русских княжеств.

Юрий сбежал в Новгород и появился в Орде только в 1325 году, пытаясь вернуть ярлык. Но Грозные Очи убил его на глазах Узбека, за что был судим и казнен. Ярлык достался брату казненного Александру.

Но в этом же году состоялось другое знаковое для Москвы событие. Митрополит Киевский Петр, сторонник Юрия, перенес свою кафедру в Москву, сделав город религиозной столицей Руси и заложив будущий Успенский собор Кремля.

«Если ты успокоишь старость мою и возведешь здесь храм Богоматери, то будешь славнее всех иных князей, и род твой возвеличится, кости мои останутся в сем граде, святители захотят обитать в оном, и руки его взыдут на плещи врагов наших», – сказал, согласно церковной легенде, Петр князю Ивану, младшему брату Юрия.

Вернулся ярлык в Москву только после антимонгольского бунта в Твери, во время которого родич Узбека Шевкал (Щелкан русских летописей) был заживо сожжен вместе с другими ордынцами и мусульманскими купцами.

Портрет Ивана Калиты. Иллюстрация с сайта Russian7.ru

Узбек отправил в Тверь карательную экспедицию, которую возглавил Иван Московский. В благодарность за разгром Твери Узбек назначил Ивана великим князем, окончательно похоронив правило лествичного наследования.

Иван «в глазах ханов становится образцовым исполнителем фискальных поручений Орды и изъявляет ей, кроме того, исключительную политическую покорность», пишет Похлебкин.

То ли за щедрость, то ли за крайнюю прижимистость Иван был прозван татарским словом «калта» («кошель»), а в историю вошел как Иван I Калита. Ради сбора ханских налогов Калита не останавливался перед пытками, убийствами и угрозами вызова ордынцев.

Часть дани он утаивал для себя, выкупив со временем ярлыки на пять княжеств. Происходило это, несмотря на громкие жалобы остальных русских князей. Он также добился казни Александра Тверского и его сына в Орде, и при нем Москва окончательно сокрушила некогда могучую Тверь.

После Калиты владимирский ярлык оставался за князьями московскими (исключением было краткое правление суздальского князя Дмитрия в 1360-1363 гг., потому что его московскому тезке, будущему герою битвы на Куликовом поле, было всего 9 лет), которые смело добавили к своему титулу «и всея Руси».

Затем они приняли византийский титул «царь» («цезарь») и правили вплоть до Ивана IV Грозного и его сына Федора, последнего Рюриковича среди русских царей.

Господин назначил ее любимой женой

Разумеется, Узбека занимали не только отношения с русскими княжествами.

Он вел войны с Великим княжеством Литовским, последним языческим государством Европы, которое при князе Гедимине стремительно набирало политический вес, захватывало западнорусские княжества и переманивало русскую и ордынскую знать.

Пытаясь восстановить власть Орды на Балканах, Узбек вмешивался в отношения Болгарии и Византии на стороне болгар. Византийский император Андроник III выдал за него свою дочь, которая в Орде стала тезкой матери Узбека – Баялун. Вопреки воле Узбека, главной силой на Балканах стала Сербия, и в одном из сражений воевавшие на ее стороне немецкие и испанские наемники разбили ордынское войско.

Для пресечения сепаратизма родственников Узбек укрупнил регионы Орды и поставил во главе их обычных, не всегда знатных «эмиров», которые начальствовали над чингизидами, часто вызывая новые бунты, ответом на которые были репрессии.

С родственниками, правившими в других концах Монгольской империи, отношения были сложнее. Так, Узбек уклонился от свар с монголо-китайской династией Юань, которая номинально была выше всех остальных ветвей рода Чингиза. Он возобновил уплату дани и отсылал через степь десятки тысяч рабов, включая пленных тверичей, взамен получая доходы с принадлежавших его роду владений в Монголии и Северном Китае.

Он трижды водил огромные войска в Закавказье, которое Золотая Орда постоянно оспаривала у ильханов, но не добился ни малейшего успеха. Стараясь упрочить давний союз Орды с Египтом, он выдал свою племянницу Тулунбию за каирского султана аль-Малика ан-Насыра, который, несмотря на звучное арабское имя, был кипчаком, проданным в мамлюкскую гвардию военных рабов.

Но султан вскоре развелся с монголкой и выдал ее замуж за одного из придворных. Он отказался выдать за Узбека одну из своих дочерей, которые, дескать, не достигли еще брачного возраста. Настоящей же причиной отказа был простой расчет: обратившиеся в ислам ильханы уже не представляли для Египта никакой опасности.

Смерть хана Узбека. Миниатюра из Лицевого летописного свода

В ответ Узбек запретил продажу тюркских рабов в Египет, чем перекрыл способ возобновления мамлюкской гвардии, откуда выбивался очередной султан. В итоге султан начал закупки рабов-черкесов, и в 1382 году один из них захватил верховную власть, положив конец тюркской власти над Египтом.

А любимой женой Узбека была ханша Тайдула – за некий признак своей женской анатомии, благодаря которой он «снова и снова обнаруживал ее девственницей», как писал один из хронистов. Именно ее сын Джанибек занял ордынский трон после смерти отца и убийства двух братьев.

Узбек умер в 1341 году в зените славы, а перед смертью утвердил сына Ивана Калиты Симеона на владимирском престоле, несмотря на сопротивление остальных русских князей. Симеон, получивший прозвище Гордый, еще более упрочил власть Москвы над русскими княжествами, и после его смерти вопросы о «лествичном» наследовании или назначении немосквичей великими князьями уже не стояли.

Мусульманские историки восторженно отзывались о правлении и достижениях Узбека, чьи преемники все до единого были мусульманами, и даже через много лет после его смерти Золотая Орда называлась «улусом Узбека».

После того как Орда распалась на несколько ханств, название это перешло сначала на Орду Абулхаира на территории современного Казахстана, которую историки называют «государством кочевых узбеков». Потом название «мигрировало» вместе с династией Шейбанидов в среднеазиатское Междуречье, превратившись со временем в «Узбекистан».