Одиннадцатого мая исполнилось восемьдесят лет со дня начала конфликта на реке Халхин-Гол. Конфликт этот, впрочем, точнее было бы назвать локальной советско-японской войной. Формально в ней участвовали еще и Монголия с Маньчжоу-го, но это были лишь сателлиты двух могущественных держав.
Война эта по меркам XX века оказалась скоротечной — всего четыре месяца, но чрезвычайно важной для судеб человечества. Если бы в 1939 году нападение на Монголию прошло успешно, в июне 1941-го Советскому Союзу пришлось бы воевать сразу на два фронта — против фашистской Германии на западе и императорской Японии на востоке. Такая война вполне могла закончиться поражением СССР, что коренным образом изменило бы всю мировую историю.
Карамельки «Взрыв»
О том, что в тридцатые годы XX века Япония вела агрессивную внешнюю политику, не знает только ленивый. С тех пор как в XIX веке Маркс и Энгельс сделали политэкономию самой модной наукой, все, что только можно и нельзя, стали объяснять экономическими причинами. Ими же объясняли и воинственность сынов Ямато. Сырья в Японии всегда было мало, зато много было рабочих рук. Сырье обрабатывали и в виде готового продукта отправляли на экспорт. Как учат нас эксперты, для такой экономики нужны две вещи: устойчивые рынки сырья и контролируемые рынки сбыта.
И в самом деле в октябре 1929 года рухнула Нью-Йоркская биржа, что дало начало Великой депрессии в Америке и аукнулось экономическим кризисом в Японии. Старые рынки засбоили, понадобились новые рынки и новые территории.
Кризис действительно был очень тяжелым, хотя в нем имелись и комические стороны. Так, одними из первых под раздачу попали профессиональные танцовщицы. Тяжелые времена, по мнению властей, требовали от японцев особой нравственности. Заботясь о ней, полиция запретила танцовщицам носить короткие панталоны телесного цвета, обнажать спину, живот, демонстрировать одну голую ногу и, наконец, вилять задом во время танца. (А.Н. Мещеряков. «Быть японцем. История, поэтика и сценография японского тоталитаризма», М., «Наталис», 2009, стр. 176).
То ли от резко возросшей нравственности, то ли по каким-то другим причинам, но с кризисом империя разобралась на удивление быстро: уже в 1933 году ее экономика превзошла показатели 1929 года. Государство в тот период вкладывало а армию огромные деньги. Александр Мещеряков в своей книге «Быть японцем» пишет, что произведенные вооружения требовали скорейшего применения. По его словам, рука устала держать натянутую тетиву, скопившейся силе требовался выход.
«Практически все они [японцы] мечтали о великой Японии. Эта мечта одушевляла их. Ее осуществление нельзя было откладывать. Быстрейшим способом ее реализации провозглашалось насилие». (Там же, стр. 184 ).
Общество буквально сошло с ума на идеях милитаризма. Даже витрины детских магазинов заполнились игрушечными танками, самолетами, пулеметами и мечами. Популярными стали карамельки «Взрыв». В брошюре, изданной газетным отделом императорской армии в 1934 году, прямо говорилось о том, что борьба — читай война — «это отец и мать культуры», а страна нуждается в полном единении армии и народа. Националистические идеи стали популярны, как никогда. Японцы традиционно почитали себя выше других наций, теперь это чувство превосходства только усиливалось. Помимо чисто мифических причин (происхождение нации от богини Солнца Аматэрасу), приводились и расовые: говорилось об этнической чистоте японцев, которые не смешивались с другими народами и потому сохранили чистоту крови. Правда, главный ревнитель расовой чистоты и союзник Страны восходящего солнца Адольф Гитлер отзывался о японцах довольно пренебрежительно. С его точки зрения, главным и чуть ли не единственным их достижением было то, что они избежали «порабощения евреями».
Так или иначе, агрессивные замыслы Япония взялась осуществлять уже с начала тридцатых годов. 18 сентября 1931 года произошел так называемый Маньчжурский инцидент. Японцы взорвали принадлежащий им же участок железной дороги возле города Мукден и использовали это как повод для начала боевых действий против Китая. Меньше чем через полгода японская армия контролировала уже всю Маньчжурию. На захваченной территории было организовано марионеточное государство Маньчжоу-го. Руководить им поставили последнего китайского императора Пу И — фигуру не то что несамостоятельную, а просто не имеющую собственной воли. Именно Маньчжоу-го сделалось плацдармом для дальнейшей японской экспансии.
Главными объектами этой экспансии стали Китай, Монголия и СССР. И если в Китае японцы осуществляли полномасштабную агрессию, то в отношении Монголии и СССР до поры до времени ограничивались провокациями — впрочем, довольно болезненными. С 1934 по 1938 год японцы сотни раз пересекали границу СССР и ввязывались в бои с советскими пограничниками.
Венцом этих стычек стало столкновение российской и японской армий у озера Хасан в 1938 году. Перед этим, 14 июля 1938 года, марионеточное правительство Маньчжоу-го предъявило претензии к Советскому Союзу о нарушении им границы в районе сопки Заозерная. Уже 15 июля 1938 года японский посол в СССР Мамору Сигэмицу заявил ноту протеста, в которой требовал у советского правительства вывода всех войск СССР со «спорной» территории.
На самом деле японцев в тот момент «спорные территории» волновали не так уж сильно. Гораздо больше их раздражала активная помощь Китаю со стороны СССР. Советский Союз помогал Китаю дипломатически, политически, а также в военном и материальном смысле — то есть ставил палки в колеса Японии, мешая ей окончательно захватить Китай. Надавливая на СССР, Япония надеялась заставить его отказаться от помощи китайцам.
Разумеется, советское руководство не стало удовлетворять наглые требования сынов Ямато. И тогда с высочайшего одобрения императора 29 июля 1938 года японской армией были атакованы сопки Безымянная и Заозерная.
Бои длились чуть меньше двух недель. Со стороны японцев, по разным сведениям, в них участвовало от 10 до 20 тысяч человек, с советской стороны — 15 тысяч военнослужащих и пограничников. 9 августа 1938 года японские войска были отброшены за границу, 10 августа японский посол запросил у СССР мирных переговоров, 11 августа боевые действия были прекращены.
Тут стоит упомянуть о любопытном эпизоде. Перед началом боев командующий Дальневосточным фронтом маршал Василий Блюхер организовал специальную комиссию. Комиссия эта провела расследование и установила, что советские пограничники действительно нарушили границу между СССР и Маньчжоу-го. Понятно, что согласиться с такими выводами официально советское руководство никак не могло. Поэтому после окончания боев выводы комиссии признали недействительными, а Блюхер за свою принципиальность поплатился жизнью. Его арестовали, и во время следствия он скончался в Лефортовской тюрьме. Уже после смерти прославленного военачальника обвинили в том, что он был японским шпионом.
Границу назначим сами
Бои на озере Хасан заставили японцев несколько скорректировать свои планы. От агрессивной политики они не отказались, но решили напасть там, где, по их мнению, советские удара не ожидали — а именно в Монголии.
Надо сказать, что статус Монголии, как и статус Маньчжоу-го, в те времена был достаточно двусмысленным. Даже союзники Сталина, китайские коммунисты, считали, что СССР насильно отторг Монголию от Китая и установил там свой протекторат. (Любопытно, что эти претензии Китай сохранил и по отношению к современной России: он регулярно недвусмысленно намекает, что Монголия — исконно китайская территория, так неплохо было бы восстановить историческую справедливость и вернуть Монголию в состав КНР).
В середине же тридцатых годов японцы устами руководства Маньчжоу-го потребовали у монголов передвинуть границу вглубь Монголии, прямо к реке Халхин-Гол. Переговоры о демаркации ни к чему не привели. Почти сразу стало ясно, что смещение границы — только предлог. Даже если удовлетворить требования японцев, они на этом не остановятся. Таким образом, монголо-маньчжурская граница стала не только поводом для дискуссии, но и полем регулярных боестолкновений. Дело шло к большому конфликту, поэтому 12 марта 1936 года Монголия и СССР подписали Протокол о взаимопомощи. Этот документ давал СССР законное право разместить в Монголии войска Красной армии, что и было сделано в 1937 году.
Столь активные действия СССР в регионе, который Страна восходящего солнца считала традиционной сферой своих интересов, чрезвычайно раздражали японцев.
В начале 1939 года правительство Страны восходящего солнца сменилось, и внешний курс империи стал еще более жестким. Япония обвинила Монголию в том, что она преднамеренно нарушает границы с Маньчжоу-го. В доказательство приводились специально изданные новые японские карты, на которых граница была отодвинута на запад, к реке Халхин-Гол. (Интересно, что политику картографической агрессии позже взял на вооружение коммунистический Китая — его излюбленной тактикой стала публикация карт со сдвинутыми границами, на основании которых КНР требовала изменить и реальные рубежи). Называлось это все «исправлением картографических ошибок».
В апреле 1939 появился приказ № 1488 о действиях японских войск в пограничной зоне. Согласно этому приказу командиры японских воинских частей «в случаях, если граница не ясна», должны были самостоятельно определять, где именно она проходит. Проще говоря, какой-нибудь японский капитан вполне мог «назначить» государственную границу в том месте, где располагалась его часть. Если же кто-то нарушал эту воображаемую границу, командир подразделения имел полное право атаковать «нарушителя».
Неудивительно, что после публикации приказа количество пограничных конфликтов резко возросло. При этом почти любые нарушения заканчивались ожесточенными вооруженными схватками, поскольку японские войска, пересекая чужую границу, чувствовали себя на своей территории.
Наши асы против ваших
Хотя провокации на монгольско-маньчжурской границе усилились уже с начала 1939 года, по-настоящему крупный инцидент там произошел только 11 мая. В тот день отряд японских кавалеристов численностью в 300 сабель продвинулся вглубь Монголии на 15 километров и атаковал монгольских пограничников. Именно 11 мая принято считать началом боев на Халхин-Голе или, как говорят японцы, Номонхонского инцидента.
Японские кавалеристы не удержались на территории Монголии и были отброшены за границу. Однако уже 14 мая японцы предприняли новую атаку — при поддержке пикирующих бомбардировщиков. В тот раз им удалось занять высоту Дунгур-Обо.
22 мая войска 57-го особого корпуса под руководством комкора Николая Фекленко перешли Халхин-Гол и отбросили японцев к границе.
28 мая японцы атаковали вновь. Стало ясно, что, поскольку с обеих сторон в конфликт вступили регулярные войска, малой кровью дело не ограничится. Красная армия предпочитала обороняться, японцы искали в ее обороне бреши для наступления.
Надо сказать, что начало боев оказалось для советско-монгольских войск не очень удачным. На земле они еще давали отпор неприятелю, но, когда японцы подняли в воздух свои самолеты, превосходство врага стало очевидным. За два дня боев советский истребительный полк потерял 15 истребителей, а японцы — всего одну машину. Японцам удалось захватить значительную территорию МНР. Запахло катастрофой.
В сложившихся обстоятельствах советское командование решило сменить руководство 57-го особого корпуса, воевавшего в Монголии. На место Николая Фекленко назначили энергичного комкора Георгия Жукова — будущего прославленного маршала Великой Отечественной.
Историки полагают, что именно это назначение спасло Жукова от репрессий, которые к тому моменту накрыли подавляющую часть высшего командного состава Красной армии. Так или иначе, 1 июня Жуков был вызван к наркому Ворошилову, а 2-го уже вылетел в Монголию — принимать командование.
Вот что пишет об этом сам Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях».
«Из доклада было ясно, что командование корпуса истинной обстановки не знает. Я спросил Н.В. Фекленко, как он считает, можно ли за 120 километров от поля боя управлять войсками.
— Сидим мы здесь, конечно, далековато, — ответил он, — но у нас район событий не подготовлен в оперативном отношении. Впереди нет ни одного километра телефонно-телеграфных линий, нет подготовленного командного пункта, посадочных площадок.
— А что делается для того, чтобы все это было?
— Думаем послать за лесоматериалами и приступить к оборудованию КП.
Оказалось, что никто из командования корпуса, кроме полкового комиссара М.С. Никишева, в районе событий не был. Я предложил комкору немедленно поехать на передовую и там тщательно разобраться в обстановке. Сославшись на то, что его могут в любую минуту вызвать к аппарату из Москвы, он предложил поехать со мной М.С. Никишеву».
Понятно, что при таком отношении к делу особых побед над японцами ждать не приходилось. По счастью, энергии и решительности у Жукова хватало на четверых. Оценив ситуацию, он попросил Ворошилова усилить авиационные части, выдвинуть к району боевых действий не менее трех стрелковых дивизий и одной танковой бригады, а также увеличить мощь артиллерийского парка.
В Монголию была отправлена группа летчиков-асов во главе с заместителем начальника ВВС Красной армии Яковом Смушкевичем. Семнадцать человек в группе были Героями Советского Союза, многие имели опыт войны в Испании и Китае. Они приступили к обучению пилотов, реорганизовали и укрепили систему воздушного наблюдения, оповещения и связи. И, конечно, сами приняли участие в боях. Результат не замедлил сказаться — советские летчики стали бить японских асов. Сражения были поистине масштабными. В некоторых из них одновременно участвовало больше сотни самолетов с каждой стороны.
Жуков в своих воспоминаниях рассказывает любопытную историю, случившуюся с летчиком Грицевцом. История эта показывает, что советские летчики проявляли не только летное мастерство, но и чудеса находчивости и ловкости.
«Однажды во время преследования группы японских самолетов летчик-истребитель Герой Советского Союза С.И. Грицевец обнаружил отсутствие в строю самолета своего командира В.М. Забалуева. Дав ряд очередей по уходящему противнику и приостановив преследование, С.И. Грицевец стал искать пропавший самолет. Он сделал круг над районом последней атаки и заметил его в степи на территории японских войск.
Снизившись до бреющего полета, С.И. Грицевец увидел В.М. Забалуева около самолета. Видимо, произошла авария. Что делать? Несмотря на крайний риск посадки в тылу врага, С.И. Грицевец не колеблясь принимает решение: во что бы то ни стало спасти своего командира. Как это принято у нас еще со времен Суворова — «сам погибай, но товарища выручай!».
Отважный и всегда очень спокойный летчик мастерски посадил свой самолет на изрытую воронками площадку. Быстро подрулив к В.М. Забалуеву, он буквально втиснул своего командира в кабину одноместного самолета. Затем на виду у опешивших солдат противника, развернув самолет против ветра, С.И. Грицевец поднял его в воздух с двойной нагрузкой и благополучно вернулся на свой аэродром».
«Предатель» Жуков
Весь июнь на Халхин-Голе шли в основном воздушные бои. Убедившись, что в воздухе они проигрывают, японцы снова пошли в наземную атаку и 3 июля захватили гору Баин-Цаган. Это был стратегически важный пункт: если бы им удалось там окопаться, положение советско-монгольских войск стало бы угрожающим.
И тут Жуков проявил свои отличительные качества — безоглядную решимость, жесткость и готовность идти ва-банк. Чтобы не дать японцами окопаться, он бросил в бой прямо с марша находившуюся в резерве 11-ю танковую бригаду комбрига Яковлева, которую поддержал монгольский бронедивизион, вооруженный сорокапятимиллиметровыми пушками. Поступая так, Жуков нарушал устав Красной армии, согласно которому нельзя было отправлять на укрепленные полевые позиции неприятеля танки без поддержки. Георгий Жуков был обязан дождаться стрелкового полка сопровождения. Учитывая, что его плану противился и командарм Штерн, Жуков рисковал всем. Если бы сражение завершилось в пользу японцев, его, вероятно, разжаловали бы, судили и могли даже приговорить к расстрелу.
Однако рискованный план удался. Хотя в атаке погибло больше половины советских танков, группировка японцев на Баин-Цаган была разгромлена. Уже 5 июля бой был закончен. Тем не менее энкавэдэшники «настучали» Сталину, что в Монголии имело место предательство, и что Жуков якобы преднамеренно бросил в бой танковую бригаду без разведки и пехотного сопровождения. В Монголию сначала была послана следственная комиссия во главе с заместителем наркома обороны, командармом 1-го ранга Куликом, чуть позже от Берии приехал начальник Главного политического управления РККА комиссар 1-го ранга Мехлис.
По счастью, до прямых репрессий дело не дошло — надо было побеждать японцев, а у Жукова это получалось лучше, чем у кого бы то ни было.
Позже, когда Сталин расспрашивал Жукова о том, как сражаются японцы, тот заявил, что этот враг достоин уважения и недооценивать его нельзя.
«Поздоровавшись, И.В. Сталин, закуривая трубку, сразу же спросил:
— Как вы оцениваете японскую армию?
— Японский солдат, который дрался с нами на Халхин-Голе, хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя, — ответил я. — Дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою, особенно в оборонительном. Младший командный состав подготовлен очень хорошо и дерется с фанатическим упорством. Как правило, младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед харакири. Офицерский состав, особенно старший и высший, подготовлен слабо, малоинициативен и склонен действовать по шаблону».
Жукова, помимо прочего, поразила физическая стойкость японских солдат.
«Помню, на рассвете одного из августовских дней ко мне на наблюдательный пункт привели пленного японского солдата, обезображенного укусами комаров. Этот солдат был схвачен разведчиками полка И.И. Федюнинского в камышах.
На мой вопрос, где и кто его так разделал, он ответил, что вместе с другим солдатом вчера с вечера был посажен в камыши в секрет для наблюдения за действиями русских, а накомарников им не дали. Командир роты приказал не шевелиться, чтобы их не обнаружили. Ночью на солдат напали комары, но они безропотно терпели страшные укусы и сидели до утра не шевелясь, чтобы не выдать своего присутствия».
Впрочем, при всем фанатизме и самоотверженности здравый смысл был не чужд и японским солдатам. Жукову нужны были сведения о японских войсках на том участке, где был захвачен этот пленный. Чтобы развязать ему язык, Жуков приказал дать пленному полстакана водки. Каково же было его удивление, когда японец, посмотрев на стакан, сказал: «Прошу вас, отпейте глоток, я боюсь отравы. Я единственный сын, а отец имеет галантерейный магазин, следовательно, я единственный его наследник».
Советский переводчик заметил, что, согласно памятке, которую японским солдатам дало их начальство, они должны смело умирать со словом «банзай» на устах. Усмехнувшись, пленный отвечал на это: «Отец наказал мне вернуться домой живым, а не мертвым».
Действия советских войск Жуков оценил в целом высоко. Хотя тут не обошлось и без эксцессов. Так, в спешке сформированная на Урале 82-я стрелковая дивизия оказалась неподготовленной к боевым действиям. Многие ее солдаты попросту никогда не держали в руках оружия. Их пришлось в короткий срок обучать стрелять из винтовок, окапываться, бросать гранаты, ходить в атаку, сражаться в рукопашном бою. Хуже всего проявил себя авангардный полк. В первый же день его бойцы бросили свои огневые позиции, перед этим попытавшись перестрелять командный политсостав собственного полка. Кроме того, в злосчастном авангардном полку были зафиксированы сотни случаев самострела — фактически это оказался полк дезертиров. Однако в подавляющем большинстве бойцы воинских частей вели себя героически.
Удивляло советских воинов и наглое хладнокровие японцев. Когда в плен попадали офицеры, они говорили, что оказались на поле боя случайно: кто-то ехал охотиться на волков, кто-то просто заблудился и случайно пересек границу. (Давние эти истории напоминают современные про российских десантников, которые попали на территорию Украины, поскольку «заблудились»).
Не злить японцев
Тем временем бои на Халхин-Голе продолжались. В Генеральном штабе предлагали перенести боевые действия на маньчжурскую территорию. Однако Сталин таких предложений не принял. Согласно воспоминаниям маршала М.В. Захарова, Верховный главнокомандующий так высказался по этому поводу: «Вы хотите развязать большую войну в Монголии. Противник в ответ на ваши обходы бросит дополнительные силы. Очаг борьбы неминуемо расширится и примет затяжной характер, а мы будем втянуты в продолжительную войну».
Хотя пакт Молотова – Риббентропа был подписан как раз во время боев на Халхин-Голе, у подозрительного Сталина были все основания опасаться нападения фашистской Германии. Поэтому получить на востоке такого врага, как Япония, было в тот момент смерти подобно, и руководство СССР было вынуждено вести себя осторожно и не злить японцев сверх меры.
Несмотря на сокрушительное поражение на Баин-Цагане, японцы собирались возобновить наступление. Жуков, следуя своему плану активной обороны, планировал не позже 20 августа провести генеральную наступательную операцию с целью окончательного разгрома японских войск. Однако операцию эту надо было готовить в строжайшей тайне. Японцам подкидывалась дезинформация, согласно которой советские войска собирались только обороняться и никак не наступать. Жукову удалось ввести японцев в заблуждение, и советское наступление, начавшееся 20 августа, застигло их врасплох. В результате ожесточенных боев 6-я японская армия была окружена и уничтожена. К утру 31 августа территория Монголии была полностью очищена от японских войск.
4 и 8 сентября японцы еще предпринимали слабые попытки атаковать, но были отброшены назад и понесли большие потери. После этого в бой поднимались только самолеты. Самый серьезный бой — 120 японских самолетов против 207 советских — состоялся 15 сентября. Тогда же, 15 сентября, по просьбе японцев было заключено перемирие, которое вступило в силу со следующего дня.
Любопытно, что юридически конфликт был исчерпан лишь в мае 1942 года. Тогда было подписано окончательное соглашение об урегулировании. Правда, соглашение это было компромиссным, более выгодным для Японии, чем для СССР. Дело в том, что в это время Красная армия вела тяжелейшие бои на советско-германском фронте, и СССР было жизненно необходимо добиться мира на востоке.
Победа на Халхин-Голе имела далеко идущие последствия. 15 сентября 1939 года был подписано соглашение о перемирии, и Япония переключила свое внимание на Юго-Восточную Азию и острова Тихого океана. Наконец, 13 апреля 1941 года был заключен советско-японский пакт о нейтралитете. Пакт этот Япония так и не решилась нарушить, хотя Гитлер и призывал ее выполнить союзнические обязательства и ударить по СССР на востоке: слишком свежо было воспоминание о болезненном разгроме на Халхин-Голе.
-
24 октября24.10ФотоКараваны в поднебесьеОбнаружение археологами трех древних полисов частично переписывает историю Великого Шелкового пути
-
02 сентября02.09Годы великого бедствияКак казахи пережили последнюю кочевую империю
-
28 августа28.08ФотоИз Парижа в СамаркандБольшие гонки на Гребном канале
-
14 августа14.08«Народ vs государство: на чьей стороне референдум по АЭС?»С выпуска под таким названием в Казахстане стартовал проект «Трансграничная журналистика»
-
05 июля05.07Растущее беспокойствоВ Астане с помпой встретили председателя КНР и провели «саммит друзей Кремля»
-
27 июня27.06Бастрыкин и «фишка»Как Следственный комитет РФ уменьшает количество мигрантов в России