Хотя корейцы попали в республики Центральной Азии лишь в 1930-е годы на волне сталинских депортаций, им удалось стать неотъемлемой частью этнокультурного разнообразия региона – особенно в Казахстане, Кыргызстане и Узбекистане. Сложно представить себе Центральную Азию без корейского сельского хозяйства и кухни. Но как корейцы бывшего СССР воспринимают свою этничность? Каковы их отношения с (во многом утраченным) родным языком и их исторической родиной, откуда их трагически изгнали? И какую роль в их жизни играют два конкурентных государственных проекта Корейского полуострова – КНДР и Южная Корея? Этим вопросам посвящено новое исследование американского языковеда и социолога Элизы Ан (Elise S. Ahn, Университет Висконсина в Мэдисоне) – Tracing the Language Roots and Migration Routes of Koreans from the Far East to Central Asia, опубликованное в научном журнале Journal of Language, Identity & Education.
В 2015 году Ан и ее коллеги провели интервью с 26 корейцами казахстанской диаспоры. Их интересовали лица самого разного возраста (18-67 лет) и профессий – студенты, бизнесмены, инженеры, бухгалтеры, юристы, менеджеры. Отбирались информанты как в Алма-Ате, так и в южном Казахстане, а проводились интервью на русском и английском языках. Ученые пытались проникнуть в семейные истории корейцев, узнать о сложных путях, которыми они попали в регион, их представлении о родине, доме, корейском языке. И главный вопрос – что значит быть корейцем в Казахстане сейчас?
Трудные дороги империй
Начнем с истории. Первая известная миграция корейцев в Российскую империю произошла в 1860-е годы, когда тринадцать семей из перенаселенной Кореи перебрались в Приморский край. В 1884 году было дано официальное разрешение просить российское гражданство. По данным первой советской переписи, в стране проживало 87 000 корейцев, и подавляющее большинство – на Дальнем Востоке. Но в 1937 году они первыми в СССР (до немцев и крымских татар, греков, чеченцев и остальных) подверглись депортации по национальному признаку. В 1937 году на основании постановления Совнаркома СССР их переселили в Казахскую и Узбекские ССР под предлогом «пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край». Корейцев, компактно проживавших во многих приграничных районах, подозревали в ненадежности (напомним, что Корея в те годы была японской колонией). Всего депортировали около 180 тысяч граждан и примерно 100 тысяч разместили на территории Казахской ССР.
Депортация в Центральную Азию сильно ударила по родному языку корейцев. До 1937 года в Приморском крае работали десятки школ с корейским языком обучения, на нем выходили газеты и журналы, функционировал педагогический институт и так далее. И даже после перемещения работали многие школы – но уже с военных лет они были переведены на русский язык. Начался постепенный отказ от родного языка: уже по переписи 1979 года среди советских корейцев 47,7% говорили на русском. В постсоветские годы утрата языка продолжалась.
Приморьем переселения не закончились. Как известно, после поражения в русско-японской войне восточный сосед Российской империи получил южную половину острова Сахалина, ставшую префектурой Карафуто. Туда в 1939-1945 годах японцы пригнали на принудительные работы 60 тысяч корейцев, большая часть из которых осталась на Сахалине после его перехода в состав СССР. Им долго не давали советского гражданства, но и не отпускали на родину, используя в качестве ценной рабочей силы (рыбаков, шахтеров, лесорубов). Только в 1953 году они получили паспорта, после чего многие переехали в Среднюю Азию.
Наконец, корейскую диаспору в советском, а потом в независимом Казахстане пополняли выходцы из КНДР, оставшиеся на чужбине после окончания командировки или учебы. После 1991 года к ним прибавились бизнесмены и технические специалисты из Южной Кореи. Все четыре волны корейской миграции в Казахстан (небольшая доля от почти шестмиллионной глобальной корейской диаспоры) показаны на рисунке 1.
Память о депортации и забвение языка
Как и многие другие диаспоры (например евреи или армяне), корейцы крайне серьезно относятся к травматическому событию, от которого начинается история их жизни в Центральной Азии, – сталинской депортации. Несмотря на то что информанты Ан – казахстанцы в третьем-четвертом поколении, из прошлого своих семей они лучше всего помнят и всегда говорят о депортации 1937 года, связывая ее или со страхом перед японскими шпионами, или с планами Сталина по социалистическому переустройству страны.
На рисунке 2 линии показывают огромное разнообразие маршрутов, которые привели предков опрошенных в Казахстан, но переселение при Сталине называется чаще, с огромным отрывом. Сложность пути, странствия по СССР, случаи побега из депортационных поездов в Сибири замалчивались.
Исследование подтвердило утрату корейского языка среди тех, кто родился в 1980-е годы и позже. Опрошенные только вспоминают, как на нем говорили их родители, дедушки и бабушки, подчеркивая, что язык отличался от используемого сейчас в Южной Корее. Многие помнят корейский как «тайный язык»: «В семье мы говорили на русском, но, когда папа и мама хотели что-то скрыть от нас или от чужих людей, они переходили на корейский. Например, когда речь шла о деньгах» (Инна, 32 года, инженер). То есть родной язык забывают, однако запомнилась его функция – проводить границы между своими и чужими, хранить тайны.
Не менее важный элемент представлений о себе – чувство неловкости из-за того, что не знаешь родного языка. Именно такое чувство больше всего мотивирует учить его. «Иногда мне кажется, что должна его учить, просто чтобы мочь сказать – я кореянка и говорю по-корейски» (Элина, 24 года, преподаватель английского). «Все говорят корейцам, что те должны говорить по-корейски. Это наши корни. Поэтому интересно было бы выучить его» (Дима, 30 лет, финансовый работник). Таким образом, несмотря на то что родной язык всех собеседников ученой русский, выросли они также в окружении других народов, получили хорошее образование, они все равно верят в глубинную природную связь между народом и его языком. И к чувству долга («надо учить») нередко прибавляются сожаление и стыд. «Корейский – это язык моего народа. Но я не могу назвать его родным, потому что не говорю на нем… Если бы в молодости я понимала, что лишаюсь своего языка, я бы попросила бабушку говорить со мной по-корейски и с моими родителями тоже» (Людмила, 63 года, бухгалтер). Плохо жить, порвав связи со своими корнями: «Важно знать, откуда ты пришел. У меня есть друзья-армяне, которые говорят на родном языке, хотя они уже в третьем поколении [вне Армении]… Если бы я знал родной язык, было бы лучше» (Дима, 30 лет, финансовый работник).
Однако, помимо такого рода этнически окрашенных эмоций, многие корейцы относятся к своему языку как к ценному ресурсу, полезному для жизни. Лена (35 лет, менеджер) приняла принципиальное решение учить не корё мар (диалект, на котором говорили корейцы бывшего СССР), а современный южнокорейский диалект: «Не вижу смысла учить старокорейский. Он пригодится только для изучения истории». Прагматичный подход и увязывание языка с будущими карьерными возможностями весьма частый случай. «Мои дети не учат корейский. Я не собираюсь заставлять их… Сейчас нет необходимости учить этот язык. Но в будущем… Я вижу много возможностей для корейского. Это более рациональная точка зрения» (Марина, 40 лет, менеджер ресторана).
Где же родина?
Такой же гибкой, текучей и сложной, как и отношение к языку, оказалась и этническая идентичность корейцев Казахстана. Инна, например, не может назвать себя в полном смысле кореянкой – она кореянка по национальности, говорит по-русски, живет в Казахстане и считает себя казахстанской. Екатерина (25 лет, безработная) ощущает себя скорее русской – «у меня русское имя, я предпочитаю русскую кухню и говорю по-русски – только внешность у меня корейская». У Лены (35 лет, менеджер) все еще сложнее: Дальний Восток для нее транзитная зона, Северная Корея – историческая родина, а себя она считает одновременно гражданкой мира, советским человеком и «алматинкой».
Однако своим настоящим домом большинство опрошенных считали Южную Корею. Переезжать туда, впрочем, они не спешат. «Раньше я хотел уехать туда учиться. Но потом поговорил с людьми, пожившими в Корее, – у них сложилось негативное впечатление. Иностранцев… там игнорируют. С ними не разговаривают. Даже если те говорят на корейском» (Дима, 30 лет, финансовый работник). Известный, в общем-то, факт – южнокорейцы считают своих «сородичей» из бывшего СССР ущербными корейцами. Но все равно престиж Южной Кореи, ее мощная экономика, геополитический статус заставляет считать именно это государство истинным хранителем корейского языка и культуры – в отличие от «изгоя» КНДР (хотя именно с исторических территорий КНДР предки советских корейцев переселились в Приморье).
Получается, что родины на сто процентов, без оговорок у корейцев Казахстана и нет. К Южной Корее они тянутся и уважают ее, но та их считает полуиностранцами, чужими. А Казахстан, где они родились и выросли? Ведь там корейцев не считают народом второго сорта. В 2016 году, когда был учрежден официальный праздник «День благодарности», президент страны говорил о том, что казахи приняли брошенных в степи сталинским режимом людей как дорогих гостей. Но и в таком контексте корейцам вежливо дают понять, что на земле Казахстана они гости. В Приморье путь если не закрыт, то не особенно привлекателен. Видимо, остается держаться друг за друга – на личные связи внутри диаспоры, делает вывод Ан.
-
29 октября29.10Не без нарушенийКак наблюдатели оценили парламентские выборы в Узбекистане
-
25 октября25.10Моменты предвыборной гонкиКак политические партии Узбекистана агитировали избирателей
-
25 октября25.10Убийцы ШерзатаО том, как «Новый Казахстан» застрял в 1990-х
-
24 октября24.10ФотоКараваны в поднебесьеОбнаружение археологами трех древних полисов частично переписывает историю Великого Шелкового пути
-
23 октября23.10ФотоКафе 24 часаВ Ташкенте открыли первую гастрономическую улицу
-
21 октября21.10Проповедник в изгнанииКем был Фетхуллах Гюлен — турецкий богослов, чье влияние простиралось далеко за пределы родины